покинул их, Румянцев жестом подозвал к себе Наденьку.
– Принеси ещё чаю, голубушка.
Через несколько минут Наденька вернулась уже с подносом. Мехмед и Дима опустились на широкий диван, как нельзя кстати нагретый до них Воронцовым. Турок до сих пор озирался по сторонам в недоумении, и старый граф лично налил ему в стакан чаю.
– Не хотите ли сахару, Мехмед-бей? – гостеприимно предложил хозяин, постукивая по краям своей чашки ложкой.
– Благодарю, ваше сиятельство, – неуклюже отнекивался Мехмед, боясь напомнить графу, что держал пост.
– Я прошу простить за то, что у нас нет армуды. Мы обычно не пьём в них чай.
– В Рамадан мусульмане не пьют и не едят до заката солнца, батюшка, – всё-таки напомнил отцу Дима, и в его взгляде сквозил ласковый упрёк. Как вы, мол, не догадались!..
Неловкая пауза затягивалась, и Мехмед чуть не ошпарил ногу чаем. Он и раньше знал, что отношения между отцом и сыном оставляли желать лучшего, но находиться при подобной сцене оказалось гораздо сложнее, чем просто слышать о них. Он еле сдержался, чтобы не извиниться и не покинуть это чужое место, но, вспомнив о Геннадиосе, сдержался и заговорил:
– Ваше сиятельство, ваш сын сказал правду. Мы очень нуждаемся в вашей помощи.
– Чем я могу быть полезен? – увлечённо поинтересовался граф.
– Вы, наверняка, слышали про нашего друга, Геннадиоса Спанидаса. Его задержали по ложному обвинению, и мы ищем пути, как бы вытащить его.
– Припоминаю. – Старый граф отставил чашку обратно на столик и сморщил лоб. – В последнее время очень много разговоров про смерть вашего дяди, Мехмед-бей. Даже в султанских покоях…
– Он говорил, что вы были знакомы. Что вместе просили аудиенции у султана, – вдруг вмешался Дима и подался немного вперёд. В родной обстановке с близким человеком он явно чувствовал себя проще, чем друг, что не могло того не радовать. Несмотря на разногласия, мир в семье Румянцевых оказался не таким уж и шатким!.. Любовь между ними всё-таки ощущалась.
– Все это так, – кивком головы поддержал мысль сына отец. – Впрочем… Об умерших плохо не говорят, тем более, при его родных… Но, если вы хотите правды, то ваш дядя отличался крутым нравом, юноша. Не каждый мог с ним сладить.
– Я знаю это, – с полной покорностью внимал племянник, – но поверьте, что в семье он становился самым любящим человеком из тех, кого я знаю.
– Увы, но однажды я стал свидетелем обратного, – лукаво сощурился Румянцев.
Мехмед сглотнул, не сразу найдясь с ответом, и озадаченно переглянулся с другом. Пока турок собирался с мыслями, Дима сам обратился к отцу:
– Расскажите нам всё, что знаете, батюшка. Нам необходимо знать.
– Ваш дядя, Мехмед-бей, – вздыхая, продолжал Румянцев, отвечая на просьбу сына, – несколько раз прилюдно спорил с вашим отцом, а однажды прямо на совете дивана они чуть не оторвали друг другу бороды.
Отец… снова он?!
– В семье мне никто… об этом не рассказывал,