любовника была такова:
– Как я понимаю, твой муж – настоящий мужчина. А настоящий мужчина не может прощать измены жены. Поэтому, узнав о твоих похождениях, он должен был выставить тебя за дверь. Но вы прожили более 20 лет вместе, привыкли друг к другу, притерлись. К тому же как хозяйка и мать ты более чем великолепна. Вот он и решил, что лучшим выходом для него будет никогда не узнавать о твоих изменах. Ты же все делала для того, чтобы он тебя застукал… Тогда он решил обратиться ко мне с предложением стать твоим любовником.
– И ты все эти годы врал и расстилался передо мной из-за денег?
– От меня требовалось только вести себя так, чтобы муж имел возможность ничего не знать. В остальном я был совершенно искренним и естественным…
Роман писался настолько легко, что я скорее был акушером, чем автором. Не могу сказать, что слова сами рождались в моей голове, не говоря уже о том, что само проведение диктовало мне текст, когда я садился за компьютер. Процесс написания больше походил на компьютерную игру. В своем воображении я видел этих людей, по своему желанию я мог смотреть глазами любого из них, а мог наблюдать за происходящим со стороны. Моя работа заключалась лишь в том, чтобы облечь увиденное в слова, и слов мне катастрофически не хватало.
Как я тогда завидовал Жванецкому, Битову, Гребенщикову, Маяковскому, Наумову… всем тем, кто мастерски владел или владеет словом! И эта зависть требовала от меня сделать все возможное и невозможное, чтобы овладеть языком. И я старался. Я переписывал каждую сцену десятки раз, проводя за компьютером по 10–12 часов в сутки…
Раз зашел разговор о зависти, хочу сказать, что о такой зависти, как у меня, можно только мечтать. Я совсем не скрежещу зубами по поводу чьих-то достижений, а демонстрации атрибутов хорошей жизни вызывают у меня смех. Да и как можно не смеяться над тем же Славиком?
Он переехал в новую квартиру, сделал ремонт, обставил квартиру мебелью. Все по последнему слову моды. Славик гордо демонстрировал мне свои достижения, с наигранной небрежностью называл суммы, в которые ему это обошлось. Меня же откровенно смешила эта демонстрация чувства собственной важности. Бедный Славик, он лет на пятнадцать залез в долговую яму, и все для того, чтобы было чем похвастаться перед приятелями и подругами жены.
Когда же я обнаружил, что на дорогой кровати под дорогим покрывалом лежит дешевый матрас, этакое приспособление для вежливого выпроваживания нежеланных гостей, я еле сдержался, чтобы не рассмеяться ему в лицо.
Моя же зависть требовала от меня только двух вещей: тренировки тела и сознания, чтобы я смог стать лучшим из возможных вариантов себя.
Написание романа заняло каких-то три месяца – срок, которому позавидовали бы даже герои первых пятилеток. Подняв знамя Сизифа, я принялся рассылать роман по всем известным издательствам. Ответом была тишина. Но я не сдавался. Подобно последним оставшимся в живых на Земле героям фильмов, я продолжал упорно слать свои позывные в окружающее молчание.
Устав быть полковником,