проходя мимо парочки соборов, чтобы ровно в 8-00 очутиться на рабочем месте. Если бы вы были в Москве, а не в Южном городе, то прибавили троллейбус до метро 15 минут, 40 минут в метро и маршрутка, от Марьино до офиса 10 минут. Такая обыденность дает вам право считать, что взмах ресницы встреченной вами девушки – это событие. Но в принципе, событием может послужить просто дурное расположение духа (то есть причина внутренняя, не имеющая внешней ценности), о чем, безусловно, стоит написать.
Встретил Вадика на улице Самодиша. Он шел с центрального рынка и нес в пакете полтора литра парного молока, банку сметаны и домашний творог. Встали, поздоровались.
– Привет, – говорю, – Вадик.
– Здорово, Славик, – отвечает.
На улице ветер, холодно, зима.
– Зима наступила, – говорю и смотрю на Вадика грустно.
– Зимы не будет, – Вадик улыбается.
– Почему? – мне уже интересно.
– Потому что в 2014 году ось Земли сместилась на 14 градусов и в Южном городе стали субтропики. Был континентальный климат, а стал субтропический.
Я всегда верю Вадику и сейчас верю.
– Вот, раньше мы зимой мерзли, – продолжает Вадик, – а сейчас нет. Раньше летом было 30, а сейчас и до 60-ти доходит.
– До 60-ти? – переспрашиваю я.
– До 60-ти, – кивает Вадик.
Мне страшно:
– И что делать?
– Ну что, прошлое лето, когда было 60, я покупал три бутылки пива из морозильника в ларьке, садился в трусах на скамейку и одно пиво пил, а две бутылки лил себе на голову.
– Помогало?
– Помогало, – Вадик для подтверждения кивает.
– А я не пью, Вадик, – мне зачем-то захотелось соврать.
– Ладно, – Вадик треплет меня по плечу, – пойду я.
Из его пакета торчит молоко, сметана и творог.
Вечер, курю на крыльце, когда я курю, то включаю свет над крыльцом и нахожусь, как на подиуме, меня хорошо видно из любой точки двора.
Скрипит соседская дверь, потом хлопает, слышен сдавленный кашель курильщика. Это вышел автослесарь Теодор Рузвельтович. Вот показалась и его массивная фигура. Тень легла на всё пространство.
– Добрый вечер, – киваю Теодору Рузвельтовичу.
– Здравствуйте, Вячеслав Анатольевич, – отвечает мне Теодор Рузвельтович, – все приблудных кошек кормите.
– Да, – отвечаю, – кормить приблудных кошек – это гуманно.
Мы немного помолчали. Потом слышно кряхтение Теодора Рузвельтовича и его грудной голос:
– Вы никогда не думали, Вячеслав Анатольевич, что гуманность – это продукт ваших установок, но надо понимать, что любая философская система противоречива, потому что вы принимаете на веру установки на базе которых строите философскую систему.
Я молчу, мне интересно, куда клонит Теодор Рузвельтович.
– Вот, вы говорите «гуманно», но выключаете на ночь галогенную