в зале мигнул и погас.
Глава 4
Темнота наступила непроницаемая. Но мгновенья спустя ее прорвало вспышкой неровного кольца от лба до подбородка. Андрей почувствовал, как его левая глазница резко раскалилась и запылала уничижительным огнем.
– Это тебе на первый раз, – услышал он сквозь гул удара в глаз. Пунцовые отметины гранитных пальцев Ильи Кабанова стали расползаться вверх и вниз – прожгло бровь, вспучило скулу.
– Еще раз выкинешь подобное – убью, – предупреждение повисло выщербленной наковальней над головой. Угроза воспринималась серьезно, может, оттого, что произнес ее Кабан очень спокойно. Его голос гвоздил твердо, под стать руке, минуту назад Андрей столкнулся не с человеком, а бульдозером. Сердце захлебывалось от волнения, и теперь гнало пульсирующую кровь к подбитому глазу.
Под ладонями обнаружилась влажная каша талого снега. Андрей сжал ее, что есть силы, сдерживая накатывающую боль. Он лежал под окнами актового зала после безоговорочно пропущенного удара. Басами гудели стены, дребезжали стекла, бумажные снежинки подпрыгивали в разноцветных тенях.
Открылся здоровый глаз – перед ним борзо переминаются белые кроссовки. «Шнурочек сейчас развяжется», – почему-то пришла мысль.
– Ты меня понял, а? – задрожала сверху наковальня. Лица Кабана Андрей не видел, но сразу его представил. Тьф-у-у, хлопнула плотная слюна рядом с рукой. – Пойдем, Киря…
Медин выдохнул, наковальня не упала. Он повернулся и сел, промокшие джинсы неприятно обволокли ноги липким холодом. Низ содрогнулся, а верх остался гореть.
Оглянулся на желто-зеленые окна новогодней вечеринки, внутри во всю шло безудержное веселье, снежинки бесовски светились рогатыми стрелами. «Все же я это сделал, – прищурился он от самодовольства и боли. – Видели бы вы лицо Лизы! Мне кажется, она вообще первый раз в жизни целовалась. Зато строила из себя… Хех. А как удивился Озерский! Та еще картина! Он ведь не закончил свой монолог, забыл слова, зацепился рукавом за дуб… Оля Куцыло не знала, то ли радоваться, то ли кричать, Дайна Викторовна странно висела на кулисе, может, плохо ей стало, я не понял… Ну и зал ревел и хлопал, после того, как свет включили.
– А от чего он погас-то? – спросил оторопевший Колька на табурете, внимательно следя за тем, как бабушка прикладывает Андрею холодную тряпочку к взбухшей щеке.
– А кто ж его знает, – испытующе посмотрел через бабулины руки Андрей.
Колька поежился. Андрей перевел взгляд в окно. Бабушка со скорбным выражением лица поправила тряпочку. Колька несколько минут с ужасом и благоговением изучал профиль друга, словно ночную Луну: с этой стороны Андрей выходил привычным и задумчивым, с бледной кожей и печальным взглядом, с обратной – представлялся темным и пугающим, хранящим мрачную тайну встречи с Кабанами.
– А может… – Колька запнулся, представляя поворачивающуюся голову Андрея