Максим Карт

Тревожные Видения


Скачать книгу

укрылась рваным облаком. Ещё потемнело – и без того вялые краски сгустились в болотную муть. Именно так источяются тяжёлые будни: понедельники, вторники, среды… Всплывает из глубины свинцовая усталость, укрытая пьяной поволокой, и душит, изрядно утомляя. И ответа вразумительного обычно не находится на вопрос о смысле жизни, который задаёшь себе непрерывно.

      Ночь утекала, оставляя по своим берегам грусть от человеческого одиночества. Сквозь грязное стекло Юля видела бредущих в темноте редких прохожих: сжимаясь в сюрреальные фигуры, они склоняли головы в поклоне неведомому господину – не люди, а тени и клочки тумана. Душа стонала от желания не просто выпить, а нажраться: смешать в ядерный коктейль беленькую, вино, пиво, плеснуть ещё какого-нибудь горючего… Но в холодильнике была только водка – остатки со вчерашнего. Хоть и подступила к горлу тошнота от её вида, жажда пересилила предчувствие желудочного расстройства: водку – в стакан, и сок из подсохшей половинки лимона. Убойное лекарство от скуки. С лёгким головокружением Юля улеглась на старый диван, полный колючих хлебных крошек. Она любила есть на нём: такое поглощение пищи – первобытное и животное, ведь только звери превращают собственное ложе в место для пиршеств. Однако она не полностью уподоблялась безмозглым млекопитающим – читала книги, смотрела фильмы по телевизору: с интересом или без него, но мыслила по-человечески и этим отличалась от Бормана, который сидел рядом, умывая усатую морду жирной лапой, в ногах у божества, подарившего ему только лишь прихотью своей сытную жизнь без нервных потрясений, но о благодарственном молебне и не помышлял сей раб чревоугодия.

      – Борман!

      Он одарил её полным лености взглядом: чего угодно, как бы хозяйка?

      – Иди ко мне, я чухну твой скальп! – Не пошёл, зараза, ему и так хорошо.

      Подобное наплевательское отношение к её приказам – о, моя богиня! – задело Юлю за живое. Она легонько, чтобы не покалечить, пнула кота, но тот без писка ушёл по-английски, спрыгнув с дивана, дёргая в нервной дрожи пушистым хвостом.

      – Пошёл вон, зверюга! – с раздражением, прокатившимся буруном по гладким подводным камням жалости. Переживёт… Обиды быстро забываются, если они не смертельны.

      Одиночество, попахивающее эгоизмом, доставляло Юле истинное удовольствие: она любила себя больше, чем ненавидела, если рядом не было мужчины, и самые лучшие из них почему-то обходили стороной женщину не в своём уме. Многих её беспардонное отношение к их внутреннему миру сразу отпугивало, они начинали ненавидеть не Юлю даже, а всех тупорылых баб, представленных скопом в её лице, и прикрывались щитом мужского превосходства над слабым полом, их, глупцов, распирало от собственного величия. Взять хотя бы Сашу, её соседа по лестничной площадке… И вдруг соловьиная трель звонка, прервав кипение мысли, потребовала её к двери: опять пришёл, среди ночи. Не дурак и не умный, в белом халате до колен, симпатичный, сексуальный. Юля привыкла судить