посадил на папский престол своего человека. И вот теперь, в 1306 год от Рождества Христова, в двадцать второй день июля, который следовал за еврейским постом Тиша бе-Ав, он снова проявил это умение.
Подготовка была проведена безупречно. В народ не просочилось ни слова о намерениях власти. Торговец Ренар ничего не слышал. Каждая улица, каждый дом были учтены. Кордоны стояли наготове и прибыли на места ночью. И на рассвете люди короля нанесли удар.
Успех был полный. Все евреи Парижа были арестованы вместе с женами и детьми. Не пропустили ни одного. К утру всех согнали в тюрьмы. Там они узнали свое будущее.
Им предписывалось немедленно покинуть Францию. С собой они могли взять только ту одежду, что была на них, и жалкую сумму в двенадцать су на человека. Все остальное их имущество отходило королю.
Около полудня Якоб встретил на улице Ренара. Они обменялись взглядами.
– Все-таки это случилось, – тихо проговорил Ренар.
– Да.
Никаких других слов не требовалось.
Ближе к вечеру стало известно больше. То же самое произошло во всех городах Франции, где имелись еврейские общины. Евреям велели покинуть все земли, подвластные королю Филиппа. Основания для арестов выдвигались обычные: иудаизм, ростовщичество. Но никто не сомневался в том, что это лишь предлог.
Якоб находился в группе торговцев с рынка Ле-Аль, которым королевский советник разъяснял монаршие указы.
– Никакие долги евреям не списываются, – объяснял он, – но теперь они становятся собственностью короля, и он требует, чтобы долги вернули в полном объеме.
Это повеление не вызвало восторга среди торговцев, а следующее известие и вовсе было встречено стонами.
– Далее, надлежит выплатить все долги теми монетами, которые находились в употреблении на момент взятия займа. Король настаивает на этом.
Это требование являло собой образчик изощренного коварства. Король Филипп только что отчеканил большое количество низкопробных монет и не желал получить их назад. Таким образом, изгнание евреев из Франции имело простую и очевидную цель: конфискация всего имущества финансового сообщества страны, предпринятая, чтобы оплатить расходы короля.
Процесс, молниеносный поначалу, все же затянулся на два с лишним месяца. Последние евреи оставили Париж только в начале октября. Все это время Наоми находилась взаперти, а за Аароном неотступно следил собственный отец. В сентябре дошла весть о том, что раввин и его семья уехали.
Якоба это беспощадное изгнание привело в ужас. Его потрясло то, что сделали с его народом.
А еще он чувствовал себя оправданным. Теперь он мог повернуться к Саре и сказать: «Вот почему я крестился. Вот чего я опасался». Та боль, на которую он обрек свою семью, оказалась не напрасной. Он действительно спас жену и детей.
Но какой ценой? Вина пригибала его к земле. Каждый день люди выходили смотреть на то, как все новые и новые группы евреев покидают Париж. Но только не Якоб. Он прятался в доме. Он не хотел этого видеть. Больше всего он боялся, что изгнанники