брата. Он просто пропал без вести, так мама сказала. Надежда есть, пусть и крошечная. Поэтому она отказалась надевать черное. Фрэнка даже не отпустили домой из Франции, чтобы разделить горе с семьей. Может, он и знает больше того, что говорит, но его полк на севере, очень далеко от того места, где служил Ньют. Словно во сне, она заставила себя пойти в школу, стараясь не показывать, что у нее на душе. Дети не хотят видеть на лицах страдание. Пастор сказал, что ее брат теперь в лучшем мире. Отец кивнул, но ничего не ответил. Заглядывали соседи, стараясь утешить. Как принято, несли с собой скромные дары: булочки, пирожки, овощи. Как будто кому-то из них кусок в горло полезет. Сельма ничего не могла проглотить. Мама просто смотрела на фотографию Ньюта и все время проверяла, открыта ли калитка – вдруг он вернется. «Никогда не знаешь… Вдруг он пытается сейчас найти дорогу домой», – бормотала она.
Но через неделю пришло письмо от Арчи Спенсли, и все иллюзии рассыпались.
«Родные мои.
Горько мне, что приходится сообщать вам такое, но вашего сына и моего дорогого друга Ньютона больше нет с нами. Мы подружились еще в Галифаксе, он был совестливый работник и добрый христианин. Я буду очень по нему скучать. Нам очень достается от огня неприятеля, наши орудия повреждены снарядами и осколками. Ваш сын отправился на передовую отремонтировать, что удастся. Но тут снова началась бомбежка, и больше я его не видел. Он не страдал и хотел бы, чтобы вы знали, что он всегда помнил о вас.
Благослови вас Господь в этот тяжкий час, да явит Он вам свою милость.
Сельме показалось, родители ее постарели и согнулись от горя. Ах, если бы в ее силах было облегчить для них это бремя! Без сыновей отец из сил выбивался в кузнице, но гора невыполненных заказов только росла. Вот бы Фрэнк смог вернуться домой. Энгус Кантрелл же вон вернулся, то и дело встречаю его около «Оленьих рогов». Конечно, Гай был бы счастлив, если б она сообщила, что видела его, но Сельма не сплетница и не доносчица – не обмолвилась ни словечком, чтобы не волновать его.
Энгус казался вполне здоровым и мог бы помочь, если бы захотел, но обратиться к нему с такой дерзкой просьбой было просто немыслимо. Леди Хестер никогда не позволит сыну заняться таким плебейским трудом.
Отслужили самый простой молебен за упокой, спели любимый гимн Ньютона «Путь паломника»[13]. Сельма пыталась петь, но слова застревали в горле. Она не слышала, что говорил пастор. Все происходит словно во сне. Это не может быть правдой, ведь нет тела, которое мы хороним, только флаг, приспущенный над его портретом – тем самым, в форме, когда он записался добровольцем. В церковь пришли одни старики, Энгус Кантрелл и его мать. Энгус с братом так похожи, что у Сельмы сердце заныло при виде его высокой фигуры и широких плеч. Соседи, потерявшие сыновей чуть раньше, окружили родителей нежной заботой. Приняли их в свой клуб, расплатиться за вступление в который можно только кровью, – клуб,