некоторые моменты из жизни поэтов и сопоставляет со стихами. Куняев умело владеет словом и рассматриваемым материалом, он серьёзный литературный критик, профессионал.
Однако не со всеми мыслями автора я согласен. В частности, через всю книгу проходит сквозная идея о том, что без веры в Бога жить нельзя и что только религия является опорой нравственности. С этим можно было бы поспорить. Ведь известна масса примеров, когда атеисты творили добро и даже совершали подвиги. Ещё в книге сильно выпирает «великорусскость», т. е. автор постоянно говорит о великой русской истории (не смотря на её кровавость), великих русских поэтах (не смотря на их ляпы в жизни и стихах) и т. д. При этом он регулярно, с завидным усердием, подчёркивает зловещую негативную разрушительную роль инородцев – и в политике, и в социальной сфере, и в поэзии. По-видимому, Куняев не в курсе, что церковь и царизм в Российской империи подавляли иноверцев и инородцев столь сильно, что сделали из них революционеров. Куняев зачастую балансирует на тонкой грани патриотизма и шовинизма. Он не хочет понимать, что только интернационализм может служить основой здорового социального общества, тем более – многонациональной России. Всяческие нелицеприятные выпады и намёки Куняева по адресу нерусских могут дурно повлиять на некоторые горячие головы.
Теперь перейду к отдельным частным замечаниям.
Стр. 5. Здесь описывается, как за несколько месяцев до смерти Н. Рубцов пришел домой к С. Куняеву и прочитал новую поэмку. Куняев был от неё не в восторге. Однако он, оправдываясь, пишет: «Николай даже не расстроился, услышав мои слова». Не верится. Поэты народ обидчивый, критику не любят. Рубцов был сверхобидчив (ибо был мелкий, тщедушный, много пил и скандалил).
Стр. 33–54. «Уникальность вологодской трагедии в том, что расследование дела было бы точнее и успешнее, если бы им занимались не милицейские следователи, а исследователи стихотворных текстов. Они бы безошибочно установили причины трагедии». Вот так пассаж! Вообще Куняев считает, что Людмила Дербина задушила Николая Рубцова из-за поэтического соперничества. То, что поэты часто завистливы друг к другу, глупо было бы отрицать. Но выводить из зависти убийство, не имея доказательств, это поэтическая вольность. Мрачноватые тексты стихов Дербиной не являются доказательством, ибо какие-нибудь мрачные стихи можно найти почти у любого поэта. Интересно, что на стр. 46 Куняев приводит протокол допроса: «Он всячески оскорблял меня, стал ломать руки, плевал на меня, бросал в меня спичками… Я схватила его за горло и стала давить» (и т. д.). Из протокола ясно следует, что пьяная драка любовников была следствием ревности и бытовых разногласий. Куняев в книге называет Дербину «темной силой», а Рубцова «светлым». В своих стихах Рубцов был действительно «светлым» (хотя малость неумелым в стихосложении), а в жизни, увы, не всегда. Он не был великим поэтом. У него есть отдельные удачные лирические стихи, но не более того. Его творчество я рассмотрел в отдельной статье (см. http://www.stihi.ru/2008/03/14/924).