он берет трубку, я передаю ему то, что рассказал мне мой австрийский коллега, а потом спрашиваю отца, есть ли у него еврейские корни. Отец молчит. Тогда я интересуюсь, не связана ли смерть бабушки с дедушкой с войной? Нет, оба они умерли от старости, сухо отвечает отец. Получив однозначный ответ, я еще некоторое время болтаю о домашних пустяках, потом прощаюсь и вешаю трубку. Но наш разговор меня не успокаивает. В голосе отца меня что-то поразило, хоть я и не могу понять, что именно. Он говорил своим будничным тоном, без каких-либо эмоций, ровно, но все же что-то было не так.
Интерес к этой теме у меня только растет. Но что бы я об этом ни думал, я неизменно оказываюсь в тупике. В самом ли деле мои бабушка и дедушка умерли от старости? Почему у отца из родственников – одна лишь далекая тетушка Роза? Намеренно ли мои родители ничего не рассказывают детям об этой нашей ветви или я иду по ложному следу?..
Попросить родителей сказать нам правду кажется мне не лучшим вариантом. Если они сознательно скрывают от детей прошлое семьи, я хочу уважать их решение, и к тому же они, скорее всего, будут и дальше все отрицать.
Вероятно, если кто и сможет ответить на мои вопросы, так это другая моя бабушка, Ио де Батс, мать моей матери. И я отправляюсь к ней в гости.
Я – первый внук Ио, и между нами всегда царило полное взаимопонимание. К тому же бабушка – одновременно и моя крестная, она вечно меня баловала. Не столько материально, сколько морально: я всегда чувствовал ее поддержку. Даже при моей бесконечной занятости на работе я обязательно находил минутку, чтобы заскочить к ней, когда оказывался неподалеку.
В тот зимний вечер, когда я заезжаю ее навестить, мы сидим в широких старинных креслах перед печкой и смотрим на огонь. Смеркается, сквозь застекленное окошечко в печи поблескивает красное зарево, слышно, как в трубе гудит ветер. Над каминной полкой на стене висит индийский батик, в левом его углу изображена ящерица цвета латуни. Мы пьем коньяк и болтаем обо всем понемногу. Время от времени я встаю, беру угольный ковш и подбрасываю в печку уголь. Когда речь заходит о моих родителях, я рискую сказать, что знаю о еврейских корнях моего отца, а также о том, что случилось во время войны. Бабушка Ио реагирует на это совершенно спокойно, тем самым невольно подтверждая все мои догадки. Что ж, теперь я знаю это наверняка. Может, и не слишком хорошо с моей стороны докапываться до правды таким путем, но как раскрыть семейную тайну, не задев никого из родных?
Почему-то мне делается страшно, хоть я и предчувствовал такую развязку. На какой-то миг страх парализует мой разум, и я забываю расспросить бабушку о главном: что за люди были родители моего отца и что представляет собою тетушка Роза…
– Как сейчас вижу их перед собою, этих бедолаг, – слышу я голос бабушки Ио. – Они заходили к нам перед отъездом. Грустная у нас тогда получилась встреча.
То, что говорит бабушка Ио, не доходит до моего сознания, я не слишком понимаю, что кроется за ее словами. И я не задаю никаких вопросов, просто смотрю на пылающий в печке уголь и слушаю, как тикают часы. Мне