толпа молодёжи. Впереди всех уверенно выступал Антон.
***
…Из-за колонны появилась жрица. Это была Ганая. Великолепно сложённая, статная, с длинной гибкой шеей и маленькой изящной головкой, украшением которой сейчас была сверкающая в лучах заходящего солнца роскошная диадема; миниатюрная ножка в сандалии, появлявшаяся в складках пурпурных одежд всякий раз, когда женщина делала очередной шаг; обнажённые до плеч руки и откровенно обнажённая, полная, чашеобразная грудь, соблазнительно подрагивавшая от её шагов. Никто не смог бы устоять перед такой! И Ганая это знала.
– Ханэй! Твой отец с ног сбился, разыскивая тебя. Меня упросил отправиться на поиски. Что-то ты, друг мой, понурый и невесёлый. Что стряслось? Не таись, я всё-таки не чужая тебе, расскажи о своей печали. Не оттого ли и от всех ушёл сюда, чтобы с печалью справиться?
Женщина говорила всё это, приближаясь в плавном движении бёдер и проникновенно глядя в глаза юноше, и с каждым шагом её приближения, он начинал всё больше ощущать её притягательную силу и невозможность сопротивляться её обаянию.
С самого раннего детства Ханэй помнил эту силу её притяжения. Ещё ребёнком он испытывал странную растерянность и одновременно внутреннюю потребность в этой растерянности, когда Ганая гладила его по головке или брала на руки. Если он оказывался у неё на коленях, то не мог надышаться ароматами, исходившими от её одежд и кожи. Ему нравилось гладить её обнажённые руки и гладкую шею. Ганая смеялась, откидывая голову, и прижимала его к себе сильнее, и он тоже начинал смеяться. С возрастом он всё отчётливее осознавал, что она не просто так играет с ним, гладит его пышные золотистые волосы, не просто целует его и словно ненароком открывает его взору свою высокую, чашеобразную, волнующую белизной и полнотой грудь. И всегда при этом от неё исходил едва уловимый, но очень устойчивый и остающийся в чувственной памяти, сладкий аромат. Этот аромат словно бы был живой и желал, чтобы им наслаждались. И этим ароматом в действительности и была сама Ганая.
«Не увидала ли она уходящую Нэю? – с тревогой подумал он, несмотря на охватившее его волнующее притяжение к Ганае, – никто не должен знать о наших тайных встречах! …И что она делала здесь, за колонной?» – следом пронеслось в голове. Но жрица была уже совсем рядом и протягивала к нему руки, предлагая присесть с ней на скамью. Ханэй и сам не успел опомниться, как уже сидел рядом с ней и ощущал её дыхание на своём лице – так близко она опустилась на скамью рядом с ним. Веяло от неё всё тем же невероятным ароматом, глаза заботливо вглядывались в его лицо, и полная, белая, чашеобразная грудь с огромным синим сапфиром на золотой цепочке между этими чашами, взволнованно вздымалась прямо перед его глазами. У Ханэя закружилась голова.
– Так что случилось с моим дорогим другом? Нет ничего такого, в чём я не смогла бы ему помочь, – наклонившись ещё ближе к лицу юноши, нежно произнесла Ганая. – Не таись. Я всё улажу…
Ханэй