полноватая служанка, в это время замешивающая тесто, посмотрела прямо на молодую госпожу. – А вы часом, ничего не перепутали?
– Да, Бетти, понимаю, все это кажется чем-то невозможным, чтобы в наши края прибыл такой человек, – наливая себе в чашку прохладной воды, отвечала Кристина, – но, представь себе, это самый что ни на есть настоящий маркиз! Но самое главное – он был другом Джереми! Быть может, я узнаю от него о брате что-то новое.
Общение с Бетти носило непосредственный характер. Да, Кристина была молодой госпожой, но служанка знала её с пеленок, подрастая, малышка часто крутилась у неё под ногами, и, превратившись в девушку, сохранила ту простоту общения, что была прежде.
– Тогда, госпожа, раз дома настоящий маркиз, вам стоит привести себя в порядок, – окинув Кристину взором карих глаза, недовольно пробурчала Бетти.
Девушка, вспыхнув, спешно поправила юбку платья.
– Боюсь, это не поможет, – качая головой, заметила служанка. – И где вы только отыскали это платье?
– Там же, где и все другие, – улыбаясь, ответила Кристина, – среди платьев, которые прежде носила мама. Думаю, если я даже сменю одно платье на другое, вряд ли превращусь в красавицу.
– Ха, вижу, маркиз вам так понравился, что вы захотели стать красивой? – Бетти чуть сощурила глаза. Она безошибочно разглядела, как смущение и волнение мелькнуло во взгляде девушки.
– Глупости все это, Бетти! – Кристина заправила за ухо выбившуюся прядь. – Просто маркиз – друг Джереми! И все! К тому же, ты сама понимаешь, вся красота досталась брату.
– Но никто не мешает вам просто умыться, не так ли? – кивая головой в сторону кувшина, с улыбкой, поинтересовалась Бетти.
– Да, ты права, спасибо, Бетти, – отвечая улыбкой, ответила Кристина.
Как только Генри перешагнул порог дома семьи Вудвиллов, он тот час ощутил, словно попал в совершенно другой мир. Мир скорби и печали. И дело было не только в том, что мужчина своим острым взором отчетливо различал нехватку средств у обитателей этого жилища.
Нет. Весь интерьер – начиная с плотных, темных штор, которые плотно закрывали каждое окно, заканчивая тем, что в помещении не было ни одного светлого пятна или дыхания жизни – ни цветов в горшке, ни букетов даже из самых простых ромашек, дышало печалью. Но самым впечатляющим были портреты покойного Джереми, которые разместились повсюду. На стенах, на пыльном фортепиано, на полках книжного шкафа. Казалось, покойный друг следил за жителями дома с каждого угла дома. И хотя Генри скептически относился к мистике, даже ему сейчас не по себе. Маркиза не покидало ощущение, что он приехал не в гости, а на похороны.
– Прошу, располагайтесь, – указав рукой на кожаное, с потертыми ручками, кресло, произнесла баронесса.
Генри, отгоняя неприятные чувства, разместился в кресле. Элеонора, продолжая смотреть на Генри, особенным взглядом, села напротив, и обратилась к маркизу умоляющим голосом:
– Милорд,