беседу отца и старшего брата. Она скорчила брезгливую, любимую всеми милую рожицу.
– Кто такой морф, папа?
Дэвид погладил Мартышку по животу. Только он, проверенный временем успокаивающий жест мог заставить ее замолчать. В семье Бронсонов было не принято говорить «не мешай» или «помолчи». Они были дружной, образцовой семьей.
Девид уткнулся в листовку и, цепляясь взглядом за числа, пробежал текст по диагонали. Когда он посмотрел на отца, тот выпрямился в кресле от возбуждения.
– Девяносто процентов. – произнес Дэвид.
– Да ладно? – Рон Бронсон так и остался сидеть с открытым от удивления ртом. – Сколько ж это будет?
– Я не знаю, пап. – Дэвид на всякий случай посмотрел в буклет. – Здесь нет цены.
Отец еще никогда столько время не сидел молча, улыбаясь, собственным мыслям. Карандаш, которым он по старинке записывал ходы, беспокойно трепыхался, путался в пальцах. В конце-концов он упал на стол, покатился, бесшумно прыгнул на ковер и нырнул под кресло.
Рон Бронсон отмахнулся от шахматной доски. Он принужденно посмотрел на часы.
– Поверить не могу, что мы обсуждаем тут покупку живого человека. – отец встал и направился к выходу из гостиной. Он указал на сестру. – Нам пора. Одень ее во что-нибудь приличное, не то мать будет злиться.
Глядя на отца Дэвид вспомнил, когда в последний раз тот выглядел расстроенным – когда Мартышка только-только появилась на свет и ее пришлось на две недели оставить в госпитале под ультрафиолетовым одеялом. Втроем они ждали, когда уровень кальция в крови у малютки придет в норму, а отец взял отпуск и сутки напролет жил в больничном коридоре интенсивной терапии. В реанимации было окно. Сквозь него Рон Бронсон глядел на капсулу с дочерью внутри.
Мысль о том, что в доме может появиться другой взрослый человек, забавляла Дэвида. Два года назад, когда в новостях прошла новость о реформе министерства юстиции и «Нейротэк» открыл первый магазин, куда покупателей привозили исключительно на машинах, Дэвид представлял, как «морфу» выделят комнату в доме, как они станут ходить друг к другу в гости. Предполагалось, что у него всегда будет настроение для игр. И было странно слышать, что отец не видел в антропоморфе очевидной для себя пользы.
Когда Дэвид спустился в гостиную дежа за руку Мартышку, разодетую, гладко расчесанную – и старая заколка с искусственной гвоздикой удачно смотрелась в волосах сестры – чтобы представить матери результаты шедевральной работы, миссис Бронсон восседала на диване и жадно листала рекламный буклет магазина «Нейротэк».
Брату и сестре понадобилось пройти до середины комнаты прежде чем мать оторвалась от чтения. Если и был способ выразить то, что Дэвид прочитал на ее гладком широком лице и в широко расставленных фиалковых глазах, он мог бы употребить любимую фразу, когда она распекала мужа «любившего в задумчивости пялиться в окно».
Свет горит, а дома никого нет, говорила она.
Но говоря