Берлина. Мать Николетты умерла, мою маменьку воспитывала дальняя родственница. Впрочем, подробностей я не знаю. Николетта, рассказывая о своем детстве и отрочестве, всегда путается в деталях. То она повествует о своей жизни в огромной квартире, набитой антиквариатом, то вдруг ненароком бросает фразу:
– Тетка всегда злилась, если я тратила всю воду из душа, ей потом приходилось идти к колодцу.
Короче говоря, правды о юности маменьки я не знаю. Достоверно сообщить могу лишь одно: она была очень красива и сумела выйти замуж за моего отца, который к моменту свадьбы уже стал подающим надежды писателем.
– Вот смотри, – журчала тем временем Николетта, выкладывая на стол огромный альбом с фотографиями.
Я вздрогнул. Нет, только не это. Попался, словно глупый карась, на крючок! Какие тайны! Сейчас начнется демонстрация снимков. Николетта имеет жуткую привычку заставлять людей любоваться своими изображениями, сопровождая просмотр комментариями, типа:
– В меня были влюблены все великие! Писатель N, актер С, композитор К и даже сам Р! Вот! А это платье…
И понеслось… Впрочем, слушать в первый раз истории было интересно, во второй – забавно, в третий – утомительно, ну а в четвертый, десятый, сотый – просто невозможно. К тому же маменька энергетический вампир: посидев около нее более пятнадцати минут, я ощущаю резкий упадок сил, головокружение и полнейший дискомфорт.
– Извини, Николетта, – резко сказал я, – меня ждет прораб. Неудобно опаздывать.
– Сообщи ему, что придешь позднее, – рявкнула маменька, – говорю же: дело чрезвычайной важности.
Я вытащил телефон, набрал номер и услышал звонкий девичий голосок:
– Алло.
– Это номер прораба Бондаренко?
– Да.
– Можно его к телефону?
– Кого его?
– Прораба, – повторил я, – наверное, Евгения, простите, у меня тут на бумажке написано Е. Бондаренко.
– Прораба Евгения Бондаренко нет, – захихикала девица.
– Вы его увидите?
– Ну…
– Сделайте одолжение, передайте ему, что Иван Павлович Подушкин не сможет приехать к полудню.
– Очень плохо! – отрезал голос. – А когда господин Подушкин выберет время для разговора с прорабом Е. Бондаренко?
– Вечером.
– В двадцать один ноль-ноль пойдет? Раньше Е. Бондаренко не сумеет.
– Да, спасибо.
– Ну и отлично, – повеселела девица и мгновенно отсоединилась.
– Вава, – рявкнула маменька, – теперь, наконец, можешь уделить мне пару мгновений?
Я молча кивнул и приготовился выслушать занудный монолог на тему «Красавица Николетта и великие мужчины у ее ног».
Глава 2
Но маменька неожиданно удивила меня.
– У меня есть сестра, родная, – вдруг сказала она. – Одно время я считала, что ей безумно повезло, потом сообразила: моя жизнь намного более интересна, чем ее жалкое существование.
–