подарках почти одинаковые. Разнятся только даты. Вероятно, всем присутствующим уже ясно, что «Крошка До (С)» – это Домна Александровна Мильвидская, супруга доктора, подарившая в разные годы и мужу, и любовнику одинаковые фляжки с похожей гравировкой.
– Стало быть, мотив смертоубийства – ревность? – спросил Поляничко.
– Ревность и месть, – подытожил Ардашев.
– Послушайте, Ефим Андреевич, но это же полная ерунда! – дрожа от негодования, возмутился медик. – У новоявленного господина Пинкертона нет никаких серьёзных доказательств! Да мало ли кто и что пишет на подарках? Разве к этому можно относиться серьёзно? И потом, если уж и принять во внимание заявленные доводы, то на фляжке, которая якобы моя, должны остаться отпечатки моих пальцев. Вы согласны? Давайте проверим, есть ли они там?
Присяжный поверенный покачал головой и сказал:
– Скорее всего, мы их там не обнаружим. Вы ведь действовали в перчатках. Они и сейчас лежат в вашем боковом кармане. Но это ни о чём не говорит. Перчатки есть и у меня, и у других присутствующих. Дело не в них. Вы надеялись успеть вторично заменить фляжки, когда ринулись приводить в чувство уже отошедшего в мир иной Акулова. Но не успели, поскольку я оказался рядом. Если бы вам это удалось, то ни у меня, ни у кого-либо другого не было бы никаких шансов раскрыть это преступление. И потому выкладываю вам ещё одно доказательство вашей вины – это безусловное наличие отпечатков пальцев покойного на той фляжке, что лежит в вашем кармане, то есть на фляжке, принадлежавшей ранее тапёру. Конечно, теперь там будут и мои следы, но в результате дактилоскопического исследования их можно легко отличить от ваших папиллярных узоров.
Мильвидский не проронил ни слова. Он молча уставился в пол.
– Положите фляжку на стол! – приказал Поляничко.
Доктор молча повиновался.
– Позвольте узнать, Клим Пантелеевич, – осведомился банкир. – А когда у вас появились первые подозрения в отношении убийства тапёра?
– Почти сразу. Свою роль сыграли три обстоятельства: наличие обильной пены изо рта музыканта, состояние фляжки, найденной в его сюртуке, и дорогой коньяк. Такая пена обычно наблюдается при отравлении сильнодействующими ядами. Что касается фляжки, то, судя по дате, её подарили три года назад. Однако на ней отсутствовали сколько-нибудь заметные следы пользования: царапины, вмятины, потёртости. Отсюда следовало, что её хозяин не злоупотребляет алкоголем, чего нельзя было сказать о погибшем музыканте. Да и стоимость коньяка немалая. Не каждый тапёр может позволить прихлёбывать его во время сеанса.
– По поводу коньяка всё-таки непонятно, – задумчиво проронил Старосветский. – Зачем надо было покупать, допустим, дорогой мартелевский, если можно было обойтись дешёвым кизлярским? Какая разница, что выпьет жертва перед смертью?
– Я и не покупал, а взял тот, который был дома, – мрачно вымолвил доктор и, подняв глаза, спросил: – Уж коли пошёл такой разговор, то и у меня к вам, Клим