слова свидетельствуют о высочайшей божественной мудрости и любви. Богоподобие человека указывает на его высокое призвание, поэтому творчество рассматривается как теофания – Богоявление, где художник преображает и изменяет себя и мир, стремясь соединиться с Божеством, стать его соработником. Художественное творчество – это проникновение в мир божественной любви и красоты, недаром платоновское amor restituare — любовь просвещает – является своеобразным кредо средневекового искусства – с этих слов начинается путь богопознания, путь Спасения, ибо началом Премудрости является любовь, а источником любви становится Слово Божие – начало всякой твари, ибо чрез Него «все начало быть».
Учение о слове Божием дало возможность раскрытию богословия Образа в христианском искусстве – учение о Боговоплощении Христа дало возможность соединения двух миров: Божественного и земного, оно открыло способность Боговидения: вочеловечение Христа, Его кенотическое служение, Распятие и смерть, и, наконец, Воскресение дали возможность человеку преодолеть тление и смерть, приблизиться к вратам Царства Небесного, через Христа и во Христе возможно восстановление утраченного Адамом единства с Богом, образом этого таинственного соединения является Преображение – в нем раскрывается и показывается предназначение человека – быть с Богом.
О божественном единстве свидетельствует также единосущие Лиц Троицы, именно троическое богословие наглядно показывает тесную связь между единичным и множественным, невидимым и видимым, индивидуальным и всеобщим. Здесь Бог-Отец являет Себя в Сыне и передает благодать в Духе Святом. По выражению Плотина, Слово было очагом, перводвигателем вселенной, Оно произвело из себя космос и дало бытие всякой твари. Учение о Логосе-энергии мы находим у Максима Исповедника и Иоанна Дамаскина. Мистическое богословие ареопагитик и учение исихастов об энергиях-логосах привели к тому, что в искусстве позднего Средневековья возникает особое почитание Слова – Verbum Dei имеет образ семени, брошенным в плодородную землю, он сравнивается с
горчичным зерном, с деревом, дающим сладкие плоды. Слово Божие является фундаментом, на котором основана Церковь. Отсюда искусство мыслится художником в тесной связи с церковной традицией, в результате чего формируется канон как особая система правил, которая, с одной стороны, ставит преграду произвольному толкованию библейских символов, а с другой – пытается предельно точно объяснить их смысл. Так, например, при написании иконы Христа или Богоматери, или какого-либо святого, подвижника используются как исторические данные, то есть образ не является фантазией художника, так указывается и догматическая составляющая, где Христос понимается не просто как учитель, выдающаяся личность, а как Богочеловек. Такая каноничность не является помехой – ограниченность внешних средств позволяет глубже понять и раскрыть мистический смысл изображаемого. Ни для кого не является открытием, что христианское искусство построено на догматике, поэтому изучать его в отрыве от церковной традиции сложно. Можно сказать, что христианское искусство симфонично, где буква, звук, изображение объединяются в единый голос в пространстве литургии, в этой связи можно говорить о литургическом творчестве, что опять же вытекает из богословия Образа: «…икона обращена прежде всего к Церкви, к ее литургической, молитвенной и вообще к внутренней духовной жизни, она, будучи одновременно и тайной, и откровением, несет свое служение для мира»[1], — пишет священник Николай Чернышев. Здесь Слово Божие, сравнимое с небесной музыкой, стоит за вещами внешнего мира, являясь выражением мира невидимого.
С литургией Образа связана и метафизика света. Обилие золота, которое мы встречаем в иконе указывает на то, что Бог есть свет, изливающий в мир Свою любовь. Но возникает вопрос: как приблизиться к этому свету?
Поскольку сущность божества остается невидимой, то к созерцанию Его мы можем приблизиться через божественные энергии, которые именуются логосами, действиями, светами. Именно Свет, изливающийся в мир, делает возможным невозможное – встречу двух миров, горнего и дольнего, чувственная природа посредством энергии изменяется – она освящается и преображается сверхчувственным светом. Отсюда, по словам священника Павла Флоренского, «описанные соотношения между началами мира физического, имеют полное в себе соответствие в соотношении бытия метафизического; оба аналогичных соотношения, в точности как форма и отливка по ней, как два оттиска одной печати, повторяют друг друга. Отсюда устанавливается и символическое значение в мире сверхчувственном того, что является результатом соотношения начал чувственного» [2].
Метафизика света нашла свое законченное выражение в богословии исихазма, в первую очередь, в богословии Григория Паламы и Николая Кавасилы. Но учение о божественном свете как выражении трансцендентности мы встречаем в богословии Великих Каппадокийцев, Дионисия Ареопагита, Максима Исповедника, Иоанна Дамаскина, Симеона Нового Богослова.
Так, у Иоанна Дамаскина божественные светы-энергии – это божественные совершенства, которые присутствуют везде и во всем: «Божество, будучи везде и выше всего, действует одним простым действием… Божественное