разве я могу рассказать им, что вчера обнаружила в нашем чулане кредитную карточку убитого Аверичи? Взялась перетряхивать зимние вещи, чтобы убрать их на сезон, засыпав в карманы вишневого табаку, и нашла золотую Визу в кармане пальто, которое мама давно не носила, но и выбросить никак не решалась. Зачем Бри ее оставил, ума не приложу, неужели надеялся подобрать пин-код? Или просто сверкнуть ей небрежно на танцах, потянув за краешек? Какое-то время я стояла в пахнущей сухим луком темноте, прижимая карточку к губам. Бедный мой братик, не смог расстаться с чужим, где-то существующим богатством. Найди этот кусок пластика кто-то другой, он мог бы оказаться прямой уликой, доказательством преступления. Впрочем, брату уже все равно. А я торопиться не стану. Хватит с них гарроты.
Что до карточки, то пора завести себе ящик с уликами, как в полицейском участке, и положить туда номер первый: открытку с дыркой в левом верхнем углу. И номер второй: золотую Визу. Однажды они мне понадобятся.
Капитана по прозвищу Ли Сопра я увидела только на шестой день работы, он не ходит на процедуры и не делает уколов, а в столовой бывает редко, предпочитая заказывать еду в номер. В тот день он вышел из процедурной, розовый после хамама, швырнул полотенце в корзину и вышел вон, даже не посмотрев на нас с Пулией. Махровый халат был ему велик и доставал до полу, волосы были слишком белыми, как будто он пудрил их тальком, но выглядел капитан, как ни странно, не смешно, а величественно. Прямо как стареющий император с византийской мозаики. Когда он скрылся за дверью хозяйского кабинета, мы с Пулией посмотрели друг на друга со значением и вернулись к своему занятию. Вообще-то, это ее работа – разбирать белье, но я все равно слонялась без дела. К тому же я люблю запах кладовки, там пахнет сушеной петрушкой, цедрой и почему-то камфарой.
Я подошла к шкафу с бельем и заглянула внутрь: туго скрученные полотенца голубели там на дне, словно спины неведомых рыб. Свежих осталось совсем немного, на завтра не хватит – весь день будет идти дождь, а значит, озябшие старички соберутся в хамаме и потребуют внимания.
Кого я ищу в этой богадельне? – думала я, расправляя простыни со следами лечебной грязи. Мужчину с сильными руками, способного стрелять и душить одинаково хорошо. Человека, который скрывает свое прошлое и не хочет быть узнанным. Того, кто хорошо знает деревню и земли «Бриатико». Может, я ищу сына покойной хозяйки? Сколько лет этому человеку? И не его ли battesimo на снимке, присланном мне братом? Тогда это выглядит довольно странно: крестят наследника Диакопи, а народу всего ничего. У нас в деревне на крестинах в церкви не протолкнуться.
Если речь идет о наследнике, то вычислить его возраст довольно просто. На хозяйкиной могильной плите из розового гранита вырезаны цифры: 1932–2001. Породистая лошадка Стефания не могла родить раньше, чем ей исполнилось восемнадцать, значит, мы можем начать года с пятидесятого и закончить семьдесят седьмым. Отсюда следует, что человеку, которого я ищу, может быть самое большее пятьдесят восемь. И