изгнать плод из чрева…
– Ой, не надо, – испугалась девушка. – Дитя не будет нам в тягость.
Белава задумалась. Ребенок – плод жарких ласк и страстной любви. Разве поднимется у нее рука погубить его?
– Да я просто так сказала, – успокоила она Ярину. – Разумеется, дитя будет только в радость, а как же иначе, ведь его подарили боги. К тому же я сама хочу его, чтобы сохранить память о Веселине, если он никогда не вернется.
На колядки Белава и Ярина решили попытать, что случится с ними в новое лето. Дар, не желая принимать участие в бабских глупостях, уснул за печью. Сестры расплавили на огне немного воска и пустили его в ушат с водой. Внимательно уставились на воду, но ничего путного не увидели. Воск расплылся в разные стороны безобразными буграми.
– Что же это такое, не пойму, – вздохнула Белава. – То ли беда какая нас ждет; то ли с Веселином случилось что-то плохое?
Она отошла от ушата, тяжело опустилась на лавку и задумалась, наблюдая за бликами огня в печи.
Ярина посмотрела на безмятежно спящего брата. Его вовсе не волновало будущее. Счастливчик! Он не интересовался девчонками, а Ярина доподлинно знала, что многие красавицы в округе мечтают связать с ним свою жизнь. Сильный, смелый, добрый – он и впрямь стал бы для кого-то даром судьбы.
Белава принялась расплетать косу на ночь.
– Завтра схожу к пасынку Лютому, – заговорила она вновь, вздохнув печально, – попрошу у него петуха. Надо Роду жертву принести, чтобы спас Веселина от напастей в дальней дороге.
На другой день Белава спозаранку направилась в весь, погруженную в тихую зимнюю спячку, – только дым, валивший из всех щелей и проемов полуземляных изб, не давал забывать о том, что весь живет и стужа не пугает ее обитателей.
Ночное гаданье не выходило из головы Белавы. Все более росла и беспокоила тревога о Веселине. О себе она не думала, считая, что в ее размеренной, спокойной и тихой жизни ничего плохого произойти не может.
Пасынок Лютый слыл на селе хозяином рачительным, но и жадным без меры, поэтому сначала отдавать мачехе петуха никак не хотел. Зима стояла голодная. Скудные запасы жита берегли на новый сев, а поедали скотину, которую все равно кормить было нечем. Жили впроголодь и богов обильными жертвоприношениями не потчевали.
– Зачем тебе петух, Белава? Колдовать? Нет уж, – Лютый покачал головой, – он мне и самому пригодится. Старшая жена вон суп сварит, а то совсем оголодали.
– Вижу я, как ты с голоду пухнешь, – усмехнулась Белава и достала три куны[35].
При виде звонких монет глаза Лютого разгорелись, и он не устоял.
– Жена, – позвал он женщину средних лет, возившуюся в куту, – поймай Белаве петуха. Да смотри, слабенького лови, все равно сдохнет.
Держа драгоценную ношу под мышкой, Белава, увязая по колена в рыхлом снегу, поднялась к капищу[36] Рода. Перерезав петуху горло, она положила его перед деревянным идолом и замерла, с трепетом ожидая, как он оценит подарок. Бывает, жертва