военных действиях. В 1846 году произведен в прапорщики, в 1848 году – подпоручик, в 1850 году – поручик.
Об Иване Загорском упоминает другой поляк – Карол Калиновский. В своей книге «Памятник моей военной службы на Кавказе и плена у Шамиля с 1844 до 1854 гг.» в разделе «Поляки в Дагестане» в главе «Лекарь поневоле» он писал: «Иван Загорский в 1842 году оказался в плену у горцев. Через горы и долины его привели к Шамилю и заключили в подземелье, где поляк попал в среду таких же несчастных, как он сам.
Прошли дни, недели, месяцы – никто не собирался их вызволять. Пленные страдали кишечными заболеваниями. Но к их счастью Иван Загорский имел медицинское образование. По просьбе товарищей он обратился к имаму, чтобы ему разрешили собрать лекарственные растения. Шамиль дал согласие. Загорский из собранных в окрестностях Ведено трав готовил настой, поил товарищей и, как он сам рассказывает: „Все мои больные выздоровели“.
К тому, что написал выше, добавлю, что туземные лекари помогали Загорскому, где и как искать необходимые травы, а поляк, в свою очередь, передавал им опыт медика, окончившего специальное учебное заведение».
Тысяча восемьсот сорок второго года, на рассвете 22 марта, родные братья: владетель Кюринского ханства штабс-капитан Гарун-бек и назначенный нашим правительством помощником к правительнице Казикумухского ханства поручик Махмуд-бек изменнически открыли ворота Кумухского замка, защищаемого подполковником Снаксаревым, и предали гарнизон в руки Шамиля. Хлынула толпа мюридов и обезоружила нас. Подполковника Снаксарева и подпоручиков князя Орбелиани и Ананова потребовали к имаму, а нам велели готовиться к выступлению. Через полчаса всех нас: одного донского и пятерых линейных казаков, меня, волонтера Ивана Габаева и двух денщиков – под сильным конвоем, с пением «Ля-илляхи-иль-Алла», вывели из замка. Сопровождаемые криком и угрозами разъяренных врагов, мы проходили среди пылавших жилищ кумухцев, приверженных к России, в назначенное для нас помещение. Кроме нас, в числе пленных были еще 45 человек – 25 ахтынцев и 20 нукеров генерал-майора Ахмет-хана; для них было предназначено особое помещение. Во время нашего следования какому-то мюриду понравилась лошадь подполковника Снаксарева, и он, пользуясь правом победителя, хотел ее отнять у денщика, но начальник нашего конвоя, Юнус, один из наперсников Шамиля, увидев это самоуправство, кинулся на него с обнаженной шашкой. Мюрид выхватил винтовку, прицелился и хотел выстрелить, но не успел: другие мюриды мгновенно опрокинули его на землю и изрубили в куски.
Целый день место нашего заключения было осаждаемо любопытной толпой, которая бранила нас и издевалась над нами. Под конец это надоело даже и надсмотрщику нашему, Ягье-Гаджи. Употребив бесполезно все меры увещания о том, чтобы толпа разошлась и оставила нас в покое, он, в заключение, вышел из терпения и выстрелил в зевак. Толпа мгновенно рассеялась. Вечером нас перевели в тот дом, где находился Шамиль. Здесь мы увидели, как братья-изменники и многие жители ханства, надев на головы белые чалмы – символ последователей духовной секты, главой которой был Шамиль, – являлись к имаму