желании обойти опасный объект по дуге – то ли из-за того, что в зале некстати началась какай-то глухая возня в одном из углов (судя по мелькнувшим бликам солнца, кто-то пытался залезть в окно), Эсна сбилась с размеренного шага и запнулась о подол собственного платья. Весьма тяжёлый, плотно расшитый золотом и камнями подол.
Ей, впрочем, удалось не грохнуться носом вперёд, что весьма удачно – то-то нелепая ситуация бы вышла! – но для того, чтобы всё же сохранить равновесие, она взмахнула руками и, что вполне естественно, тяжёлая неудобная безделушка упала на пол. Своим падением она произвела весьма заметный шум. Все Кьерины, как по команде, ахнули, а музыка заглохла.
Ситуация всё-таки получилась более чем нелепой. Помочь невесте никто не решался – а ну как сглазишь? это же всё-таки древний ритуал! – а сама она замялась, пытаясь сообразить, как бы исхитриться поднять коварный артефакт, не засветив при том сверх меры своё и без того чрезмерное декольте (платье шили в спешке и так и не успели до конца подогнать), да с учётом расшитой негнущейся юбки.
Пауза неприятно затягивалась. Эсна лихорадочно обдумывала вариант прикрыть декольте одной рукой и попытаться, слегка наклонясь набок (присесть в этом образчики расшитой золотом роскоши было проблематично), ухватить другой рукой ветку.
Эти мысли неожиданно оборвал владыка. Со вздохом, в котором ощутимо читалось «я уже и так по уши в выгребной яме, и ниже падать всё равно некуда» и который был слышен только Эсне, он наклонился, поднял ветку и подал ей.
И вот тут бы стоило эту ветку принять и пойти себе дальше своей дорогой, но Эсна совершила фатальную ошибку.
Говорят, когда обучают воинов, их предупреждают, что нельзя смотреть в глаза врагу, которого собираешься убить.
Но почему-то никто не объясняет девушкам, что не стоит смотреть в глаза влюблённому мужчине, если собираешься ему отказать.
Эсна вот посмотрела – и пропала.
Хотя всем своим видом владыка демонстрировал ледяной гнев, хотя и поза его, и выражение лица были таковы, что на него было страшно взглянуть, – в глазах его романтичный женский взгляд прочитал обречённое отчаяние.
Эсна вздрогнула; рука её, уже потянувшаяся было за веткой, задрожала.
Она знала, что должна забрать свою ветку и идти дальше; но почему-то сердце её мучительно сжималось, почему-то то отчаяние, которое она угадала в чужом взгляде, завладело всем её существом, и почему-то в этот момент Грэхард показался ей самым близким и родным человеком на свете – тем, кого знаешь вполне, как самого себя, и чьи чувства для тебя – всё равно что твои собственные чувства.
Все мысли о коварных политических играх выскочили из её головы, и она совершенно забыла, что постановила считать владыку притворяющимся и желающим запудрить ей голову.
Напротив, она всецело поверила этому взгляду и увиденному в нём отчаянию – возможно, более додуманному её собственным воображением, – и вся содрогнулась от жалости и потребности это