Посмотри, как живут! Все у них есть, Лешка с утра до ночи работает, старается. Троих детей уже родили. А тебе захотелось особенного, городского. Думала, барыней при нем ходить будешь. А я тебе всегда говорила, что мы народ простой, богато никогда не жили. Вот и нечего выше головы прыгать.
Я стиснула зубы. Мне хотелось бросить все и уйти. Мать постоянно давила на больную мозоль, она не понимала, что унижала меня при чужом человеке, который, по всей видимости, оказался ей ближе меня.
В огороде появился ее сожитель, Анатолий. Он вел за руку моего сына. Сережа что-то увлеченно ему рассказывал и громко обращался к нему – «деда». Я с умилением посмотрела на них. Анатолий был не родной дедушка, они с мамой даже не женаты, но он с удовольствием проводил время с моим сыном, чем существенно облегчал мне жизнь.
– Вот, посмотри, работы много, а он гуляет, – сказала мама, недовольным голосом.
– Он отвлекает Сережу, чтобы я могла помочь тебе, – деликатно ответила я, не желая ругаться.
– В три года ребенок уже самостоятельный должен быть. Играть и не мешать взрослым. Так и будешь с ним до пенсии сюсюкаться.
Я удрученно вздохнула. Спорить с мамой было бесполезно, я не смогу победить ее в словесном поединке. Мне хотелось поддержки, когда я ехала сюда, но я не получила ее. Снова упреки, недовольства. Меня никто здесь не ждал, и я никому здесь не нужна.
Мысль о том, что я поступила неправильно, когда приехала сюда, не покидала меня до вечера. Все получилось так спонтанно там на вокзале, у меня не было другого выхода, мне некуда было идти. Что теперь делать? Я не представляла. Но одно я знала. Мне не место в этой деревне, я не хочу жить так, как живет мама. Мне не нравится их разговоры, постоянная брань. Я другая.
Сережа чувствовал мое состояние, он капризничал весь день. Мама недовольно косилась на нас, в ее представлении я была отвратительная мать, которая неправильно воспитывала ребенка, слишком много уделяла ему внимания.
– Детей надо наказывать, чтобы они слушались, – сказала она мне вечером, когда я вышла из комнаты, с трудом уложив Сережу.
– У него сейчас такой возраст. Кризис трех лет.
– Придумали тоже. Он же помыкает тобой, играет на нервах, я давно бы уже пришлепнула, чтобы неповадно было. А ты… нельзя быть такой бесхребетной.
– Я никогда своего ребенка даже пальцем не тронула, и никому не позволю этого сделать, – строго сказала я.
– Потом не жалуйся тогда, – мама обижено отвернулась к раковине и принялась мыть посуду.
– А я и не жалуюсь, – я села на стул, глядя ей в спину. Мне так хотелось поговорить с ней по душам, без упреков. Мне хотелось поплакаться, почувствовать поддержку, но мама была холодная, как камень, нервная, задерганная, замученная постоянными проблемами. Я не интересовала ее.
Подушка вновь оказалась моей утешительницей. Я проплакала полночи, меня рвало на части от безысходности. Я хотела уехать отсюда, мне плохо здесь, я хочу жить по-другому. Я должна что-то придумать.
***
Я