Усмехнувшись методам Ди, я тронул Грызлу, и мы направились прочь из города.
Поскольку я не производил со своими солдатами тех мер воспитательного воздействия, которые предпочитала Ди, то вполне понятно, что они, прикончив все свои запасы «напитков завтрашнего дня», которых им, разумеется, не хватило, обозлились до предела. Еще бы – топать по Степи под солнцем, да еще и с больной головой. И, разумеется, все их недовольство немедленно обрушилось на того, кто обеспечил им столь экзотический вид физзарядки – на меня. Никто из них не шел дальше простых злобных зырканий в нежно ненавидимую спину, но даже для слабого мага вроде меня подобные ощущения были не на первом месте в списке преференций. Именно поэтому я решил разобраться с тем орком, который чаще всех поднимал на меня буркалки, да еще (о мерзавец!) присовокуплял к этому нечто в словесном изложении. Если бы я применил к нему что-нибудь особенное, то остальные бы не посмели больше награждать меня голодными взорами.
Поэтому, когда он в следующий раз решил выразить (разумеется, шепотом) свое горячее недовольство по поводу собственной нелегкой доли, его взгляд зацепился за странную блестящую цацку, которой вроде бы раньше не было видно. Какой же орк устоит перед соблазном хоть одним глазком взглянуть на что-то новое! Это-то его и погубило. Вглядевшись попристальнее, он немедленно понял, на что смотрит, облился холодным потом и попытался спрятать глаза, но я его уже зацепил.
Вообще процедура исторжения души, да еще и с последующим ее сохранением, была по силам только Высшим паладинам и еще паре-тройке других магов. Но это если пользоваться собственными силами. Я же довольно давно заимел один очень милый камешек, который забрал у одного из тех, кто однажды бросил вызов Зарану, забрал тогда, когда он уже при всем желании не мог бы мне помешать. Камешек, разумеется, запрещенный, так как с его помощью даже самый слабый маг мог вытащить душу почти из кого угодно, но ученикам, Избранным Тьмой, многое позволено.
Я стал аккуратно перегонять его сущность в новое вместилище. Аккуратно по двум причинам – для того, чтобы не повредить душу и чтобы он вполне прочувствовал всю прелесть этого процесса. На его морде почему-то не было написано искренней радости оттого, что теперь он сможет служить мне денно и нощно, но я его еще собирался воспитать. Наконец сей трудный и кропотливый процесс был завершен. Колонна, испуганно замершая поначалу при виде странного действа, вновь двинулась вперед, а я, полюбовавшись тем, как мой новый слуга играл гранями на солнышке, сунул камень в кармашек своей накидки. Может быть, я и дам ему тело. Какое сам захочу. И когда захочу.
Поскольку теперь мы шли уже немалым отрядом [25], то необходимо было выставлять часовых. Особенно важной такая предосторожность была, когда мы подходили к отрогам гор, которые тянулись к югу примерно на двадцать лиг. В окрестностях постоянно случались стычки, мелкие и не очень, ведь все старались обойти их как можно ближе к горам, чтобы не терять