а лишь тихо всхлипывала. Лицо борова поменяло три или четыре цвета. Он был и напуган, и растерян, и взбешен. Все смешалось в доме Облонских.
– Это ты… это все ты, дрянь! Я знаю! – зарычал он.
Пепельная девица, лениво вышедшая вслед за ними, поморщилась и коснулась длинным ногтем ушной раковины:
– Утихни, дуся! Не искушай меня без нужды возвратом нежности твоей! Проще говоря, заткни фонтан!
– ЧТО?! Ты… ты!.. Я тебя прикончу!
Улита пожала плечами:
– Поменяй звуковую плату, гражданчик! Говорить, конечно, нужно вслух, но не настолько же! Ну я, не я – какая разница? Стоит ли вдаваться в детали? С философской точки зрения это все такой мизер!
Быку показали новую красную тряпку. Боров отшвырнул Мефодия и шагнул к Улите. Его выпуклые глаза стали злобными и бессмысленными, словно в них плескался целый батальон инфузорий-туфелек.
– Я… Да ты…
– Спокойнее, папаша! Инфаркт не дремлет!.. Ого, меня, кажется, собираются убивать на месте! Может, поцелуешь перед смертью, а, дядя Дездемон? Как насчет огневой ласки? И обжечь, и опалить? А, старый факс? Или батарейки сели? – лениво поинтересовалась Улита.
– Да ты понимаешь, с кем связалась? Кого дразнишь? Да я из тебя душу выну! – захрипел боров.
– Ах, если бы было что вынимать… – негромко сказала Улита.
В глазах у нее, как показалось Мефодию, мелькнула непонятная грусть. Но это продолжалось совсем недолго, до тех лишь пор, пока боров, накручивая себя, не прохрипел самую заезженную и истертую фразу из когда-либо звучавших:
– Ты не знаешь, что я с тобой сделаю!
– Звучит многообещающе, папсик! А я уже подумала, что ты любишь только малолетних избивать! – хрипло промурлыкала особа и внезапно, хотя Мефодий готов был поклясться, что она не сделала и шага, оказалась совсем рядом.
Ее полные руки с какой-то леденящей силой легли несчастному жениху на плечи.
– Давненько мне не признавался в любви никто из живых! Как ты относишься к женщинам-вамп? Надеюсь, они в твоем вкусе? – спросила Улита со странной многозначительностью.
Пухлые губы раздвинулись. Боров ощутил, как слепой, дикий ужас наполняет его тело.
Что было там за губами, Мефодий не заметил, но автоманьяк захрипел и как-то сразу морально обмяк. Он стал похож на свинку, к которой в загончик пришел задумчивый мясник с ромашкой за ухом. Обворожительно улыбаясь, Улита притянула его к себе, настойчиво и глумливо требуя поцелуя, на что жертва факса отвечала лишь жалким скулением.
– Смотри, Меф! Похоже, в датском королевстве не все ладно, – хихикнула она, обращаясь к Мефодию. – Всякий раз, как я пытаюсь его поцеловать, он начинает дрожать. Перестань греметь костями, я сказала! Эта прозаическая деталь меня угнетает! Ты что, оглох, не слышишь?
Автоманьяк удрученно проблеял, что слышит. Мужества в нем оставалось не больше, чем в пустом пакете из-под сока.
– Тогда запомни еще кое-что на случай, если мы когда-нибудь встретимся. Правило первое: мне