счастлива, что наконец отвечаю только за себя. Однокурсницы, должно быть, поражались моему неубиваемому оптимизму и считали его некой странностью, присущей выходцам со Среднего Запада. Предпоследний курс я провела в Европе, делая вид, что учусь, а на самом деле путешествовала, потому что не знала, удастся ли мне еще когда-нибудь там побывать. По окончании колледжа я уехала на лето к матери, которая к тому времени поправилась и наконец смогла сперва снимать комнату, а затем жить с сестрой. Сестра уже вышла замуж и выделила в своем доме комнату для мамы. Потом я на два года уехала в Индию, где путешествовала и писала.
Однако, вернувшись домой, не смогла найти работу, где можно было бы применить полученные знания. И я снова отправилась странствовать, работать в студенческой политике и в конце концов стала внештатным редактором в Нью-Йорке, вновь вернувшись к такому знакомому ощущению непостоянства. У меня была съемная квартира с соседкой, но я жила на чемоданах и коробках. Проходя по улицам и заглядывая в освещенные окна, повторяла про себя мантру своего детства: «У всех есть дом, кроме меня».
Между тем моя мать работала на полставки в магазине подарков, рядом с домом сестры, а свободное время посвящала своим интересам: восточной философии и англиканской церкви. Последнюю она любила за то, что на ее скамьях разрешалось спать бездомным. Жить в одиночку она бы никогда не смогла, но, приезжая ко мне в Нью-Йорк, казалось, испытывала одновременно гордость и страх – оттого, что я теперь жила там, где когда-то мечтала жить она.
Из отцовских открыток я узнала, что он вернулся к своим мечтам о шоу-бизнесе, подписав контракт с молодым итальянским поп-певцом. Он возил итальянца с женой по барам и придорожным забегаловкам, но приглашений на концерты почти не было, как не было и записей. Вдобавок, по словам отца, певец с женой слишком много ели. Отец отправил их обоих восвояси – работать на авиастроительном заводе, – а сам вернулся к жизни одинокого странника.
Потом он узнал, что в Латинской Америке можно по дешевке накупить полудрагоценных камней, и продал свою машину, чтобы покрыть дорожные расходы. Однако, прилетев в Эквадор, он не нашел там ничего, кроме землетрясения, редких случайных сделок и какой-то немки, которая хотела выйти замуж за гражданина США, чтобы попасть в страну. Об этом он рассказал мне, только когда они развелись. О нашей жизни он сказал только одно: «Знаешь, говорят, что после шестидесяти пропадает тяга к сексу. Так вот, это неправда». Узнав, что в этой стране он обязан будет содержать свою бывшую жену, он настоял на том, чтобы она уехала по доброй воле в одиночку, и ему повезло, что в этом их желания совпали. В целом из своего латиноамериканского приключения он вышел в еще более плачевном состоянии, чем до него.
Потом эта женщина, которая столь непродолжительное время была моей мачехой, позвонила, чтобы узнать, куда прислать отцу открытку на день рождения. Я так давно не жила с ним, что напрочь позабыла, чему меня учили в детстве: никогда и никому не отвечать ничего, кроме как «папы нет дома». А ведь звонивший