На фисташковой стене дома напротив отпечатались встрёпанные тени карнауб. Слабый ветерок принёс со стороны океана солёный, терпкий запах, тут же смешавшийся с ароматом кофе. Жанаина, сонно улыбаясь, пристроилась у края стола с чашкой в руках и сигаретой во рту. Огун курил, сидя на подоконнике и поглядывая вниз, на пустой квартал.
Из-за угла появился белый «мерседес». Он прополз по улице, остановился возле закрытого киоска с фруктами. Из машины вышел немолодой высокий мулат в белом костюме. Его волосы цвета соли с перцем были аккуратно подстрижены, на коричневом запястье блестел «ролекс». Короткая трость из чёрного дерева сверкнула в утреннем свете серебряным набалдашником. Слегка припадая на правую ногу, человек пошёл к дому. «Молнии Шанго», сидевшие на ступеньках подъезда, поднялись ему навстречу, образовав насторожённо молчащий коридор. Уже стоя у двери, мулат поднял голову – и встретился взглядом с Огуном. Тот медленно поднялся с подоконника. Лицо его окаменело.
– Что там такое, сынок? – удивлённо спросила Жанаина. – Приехали наши? Я звонила Эшу, но…
Она не договорила.
– Здравствуй, Жанаина. – низким, мягким голосом поздоровался дон Ошала, входя.
Чашка выскользнула из рук женщины, упала на пол и раскололась. Не отвечая на приветствие, Жанаина молча, широко открытыми глазами смотрела на нежданного гостя. Огун коротко взглянул на мать. Повернулся к пришедшему.
– Моё почтение, дон Ошала. Чем мы обязаны вашему визиту?
– Сын, я хотел бы… – Ошала не договорил. Стукнув о стену, открылась дверь, ведущая в спальню. На пороге вырос заспанный Шанго. Почесав грудь под растянутой майкой, он недоумённо воззрился на брата, нахмурился, заметив испуганное лицо матери, повернулся к дверям – и увидел отца.
Лишь на одно мгновение Шанго растерялся. А затем по физиономии Повелителя молний медленно расползлась ухмылка.
– Дон Оша-а-ала! Святая дева, какими судьбами?!. В моём доме! Какая честь! Кашасы[37]?.. Прошу прощения, моя жена не может подойти под ваше благословение: она только что родила и ещё в постели! Но если вы прикажете, я, конечно, разбужу Ошун!
– Не валяй дурака, – вполголоса бросил ему Огун. Шанго и ухом не повёл.
– Итак – кашасы, дон Ошала? Кофе? Маконьи[38]? Я весь к вашим услугам!
– Не говори так со мною, сын, – не повышая голоса, сказал Ошала.
Улыбка пропала с лица Шанго. Он сделал шаг вперёд – чёрная гора мускулов, дышащая яростью.
– Шанго с каждым говорит так, как тот того заслуживает! Это справедливо, не так ли? Спрашиваю в последний раз, дон Ошала, – что вам нужно здесь, в моём доме?
– Ночью родились мои внуки. Я хотел бы увидеть и благословить их.
Шанго молчал. В кухне отчётливо слышалось его хриплое дыхание. Жанаина повернулась к нему с полными слёз глазами.
– Малыш, я прошу тебя…
– Мам, не бойся, ничего не будет, – тяжёлым от бешенства голосом пообещал Шанго. – Но этот сеньор не подойдёт к моим детям, пока я жив!
– Шанго,