и память у тебя, Яков, – улыбнулся банкир Гурович. – Портняжья уже лет пять, как Ланжероновская.
– Это для кого как, – нахмурился Яков. – За модой не угонишься, сегодня она Ланжероновская, а завтра ее ещё как-то переиначат, – проворчал он.
– По Ланжероновской сейчас не проехать, я только оттуда, – объяснил доктор Капилло.
– А что так? – удивленно поднял брови Гурович.
– Так на месте дома Волконского* барон Рено опять что-то начал строить.
– И что ему неймется, – возмутился фельдшер, – и так, уже все там застроил, что еще на этот раз?
– Пока не знаю, – пожал плечами доктор.
– Я знаю, – вмешался Гурович. – Барон Рено будет строить там гостиницу, ресторан и кажется, даже казино.
– Смотрите, – удивился доктор, – а вам это откуда известно? – поинтересовался он.
– Так я ему ссудой помогал, – невозмутимо пояснил банкир.
– Ты что – банкир*, Йосиф?! – уставился на него фельдшер. – Как ты до жизни такой дошёл?– Шёл-шёл и дошёл, – засмеялся Гурович.
– Я тебя утешу, Яков, это не самое худшее место, куда можно дойти, – усмехнулся Аркадий Константинович. – И совсем не то, что ты думаешь.
– А что ж тут думать, – сердито ответил фельдшер, – я что, не знаю кто такие банкиры? Менялы, которые толкутся на углу Дерибасовской и Ришельевской, расставляют свои скамейки прямо на тротуаре и меняют иностранные деньги на рубли.
– Так это когда было, Яков, – рассмеялся Капилло, сейчас менялы с банкирами не имеют ничего общего.
– Как это не имеют, когда имеют, – возмутился Яков, я прекрасно помню, да и само слово банк[11] означает по-итальянски скамейка.
– Уважаемый доктор, – обратился к нему Гурович, – вы своего фельдшера взаперти, что ли держите? Впечатление такое, что он в городе сто лет не был.
– Никто меня нигде не держит, – обиделся Натанзон, – что я в вашем городе не видел, я сам не хочу никуда ходить, у меня и в больнице дел пруд пруди.
– Я тебе скажу больше, брат, – усмехнувшись, поддержал смущённого фельдшера Гурович, банкиров тоже пруд пруди, – ведь Одесса один из главных банковских центров юга Российской империи, куда от них денешься.
– А все благодаря хлебному экспорту, – заметил доктор, – сколько людей на нем состояние себе сделали!
– И ваш слуга в том числе, – вставил, улыбаясь Гурович.
– Аз-ох-н-вей! – недовольно покачал головой Яков Натанзон. Все замолчали, каждый погрузился в свои думы. Анна сидела, прижавшись к отцу, не вслушиваясь в общий разговор, все её мысли были заняты дочкой.
– А ваш Рено – бывший голодранец, – после непродолжительного молчания упрямо заявил Яков Натанзон. – Приехал в Одессу без гроша в кармане, и быстренько набил здесь свои карманы.
– У тебя неверные сведения, мой друг, – возразил доктор Капилло. – Жан Пьер Рено, или как он себя называет, Иван Петрович, прибыл в Одессу весьма и весьма обеспеченным человеком, поскольку перед своим отъездом продал компаньону свою долю в совместном