старуха
Кирилл Петрович задумался. Не заметил: возле него на скамье расселась старая уродливая попрошайка. Подумал: «Откуда взялась эта старая дрянь?» Отвернулся. «Не перебрался на другую скамью? – вертелись мысли в голове. – Может, пересесть рядом со спящим?» Не обращает внимания на нежданную гостью, отвратительную соседку. Воспитанный, культурный человек непременно прежде спросит разрешения, потом расположится.
Эта… О какой культуре вести разговор? Беззубая старуха что-то мямлит под нос. Задрала подол. Сморкается. Противно! Развалилась со своими котомками на скамье. Рукавом стирает пот. Повернулась в сторону Кирилла Петровича. Ловит его взгляд. Громко сопит носом. Не спешит отдышаться. Надоело молчание. Полюбопытствовала:
– Ты не таво? – уперла палец в висок, покрутила общепонятным жестом. – Не затоваришься? Не пужайся. И со мной быват! Зырю: чокнутый? Боюсь подойтить. Чиво ен бормочить под нос? Не разберешь.
– Не бойся, бабка! – Кирилл Петрович повеселел, ответил ей в такт: – Я таво! Постараюсь тебе доказать. Понравиться.
Старуха продолжает сморкаться. Харкает густой мокро-тиной. Такая противная дьяволица! Носит же земля. Одним своим видом порочит человеческое сообщество. Ей радость: нашла собеседника. Признается доверительно:
– Фуй-ты, черт, напужал! Чегойсь там бормочить? Ну, кумекаю, спятил! Во музыка-то кака – антиресно! – Нагнулась, закатила вкрадчиво глаза, подмигивает, заговорщически спрашивает: – Тоже дурдомовец? – Только спросила. Уверилась. Продолжает гнуть свою линию: – Своих чую за версту. Наш человек!
– А сама что? – поинтересовался Кирилл Петрович. – Побираешься, гуляешь? – спросил и смутился. Тоже человек. Противное творение природы.
Старуха частностям не придала значения. Придвинулась…
– Чиво тирашься?! Я таво! Ище не так стара. Вишь, зубы почти целы. Дохтур казал: «Бабка, у тебя здорове сердце! Хорошо могешь любить!» Не засохла по женской части. Буфера выпирають, болтаються. Срака – во! И зубы – виш!
– Не ешь много сладостей?
– Чивось? – сложила ладонь трубочкой, прислушивается.
– Любишь конфеты, ешь сахар? – поставил яснее вопрос.
– Чай… я в сосюську! Цукерки сама не купую. Гостинцы – дають. Не отказусь! И от тебя приму, дай гостинчик. Душа мяка. Слаба по всем женским частям. Можнай примостися ближайше? Не усю лавку занял?
– А ты, – прорвало Кирилла Петровича, не ищет дипломатических выражений, – вонять не будешь?
– Чивойсь? – старуха вроде не расслышала. Допытывается: – Чивойсь? Часто хожу в баню: мысса. Я на санпропускнике. Со всех сдираю вши, клопы.
– Ну, тогда… – махнул рукой и… отодвинулся.
– Ежели пригласить, – старуха рисуется с чисто женским кокетством, – видный какой… кавалер. Тоды я, таво, отказать не смогу. У кого прошу. Хтой сам догадасса – да-еть… – Поведала чуток о себе. Переменила тему разговора. – Гарне тута. Не