я добрался до двери епископского дворца – промок, словно бездомный пес. С полей шляпы капало, а плащ облепил тело мокрой тряпкой.
– Собачья погода, мастер Маддердин, – с сочувствием произнес стражник, которому повезло стоять под навесом. Глянул по сторонам – нет ли кого. – Наливочки? – предложил вполголоса.
– Слова твои, сыне, как елей на сердце. – Я приложил баклагу к губам.
Огненная, крепкая, как зараза, сливовица обожгла мне рот и горло. Я с чувством выдохнул и вернул фляжку.
– Вот отрава, – сказал, хватая воздух ртом. – Ты должен рассказать мне, где делают такие деликатесы.
– Семейная тайна, – ухмыльнулся он щербатой усмешкой. – Но если позволите, пришлю вам с пареньком кувшин побольше.
Я похлопал его по плечу.
– Заработаешь мою пожизненную благодарность, – ответил и переступил порог дворца.
Канцелярист у апартаментов епископа, узрев мой плачевный вид, лишь вздохнул и указал, чтобы я присаживался.
– Его Преосвященство сейчас вас примет, инквизитор, – сказал сухо и вернулся к бумагам, которые неровными стопками громоздились на столе.
Я чихнул и отер нос тыльной стороной ладони.
– Дай Бог здоровья, – сказал он, не поднимая глаз.
– Спасибо, – ответил я и вручил плащ со шляпой служащему, который появился из боковой двери.
Очень скоро из-за створок, ведущих в епископские апартаменты, выглянул бледный секретарь Герсарда. Он был новеньким во дворце, и я мог лишь искренне ему посочувствовать. Его Преосвященство менял секретарей, словно перчатки. И не то чтобы слишком многого требовал. Чаще те сами не выдерживали перепадов епископского настроения и круглосуточных пьянок, прерываемых многочасовой напряженной работой. А нужно признать, что епископ, несмотря на подагру, геморрой (если, конечно, сплетня была правдивой), немалый возраст и многолетнее налегание на еду и выпивку, был крепок, словно вол.
– Его Преосвященство вас просит, – объявил секретарь и с интересом глянул на меня.
Я встретил его взгляд, и он быстренько опустил глаза. Что ж, не многие готовы играть с инквизитором в игру под названием «Кто первый отвернется».
Приемные апартаменты епископа были обустроены чрезвычайно скромно. В первой комнате стояли полукруглый стол и шестнадцать резных кресел. Тут происходили всякие важные совещания. Сказать по правде – происходили весьма редко, ибо епископ не любил говорить на людях, предпочитая доверительные беседы для двух, максимум – трех пар ушей. И вот эти-то беседы проходили во второй комнате, где стоял огромный палисандровый стол-бюро. Его столешница сгодилась бы на палубу для небольшой ладьи. Епископ сидел обычно за одним концом стола (под резными львиными головами), а гостей сажал на другой. В комнате были еще два набитых бумагами секретера, заставленные книгами полки на всю стену и маленький остекленный шкафчик, в котором взблескивали хрустальные бокалы и бутылка-другая хорошего