проколы. Брежнев не раз отчитывал его:
– Ну, что же ты, Костя? Забыл?
Иногда с нарастающим раздражением:
– Надо же думать, соображать!
Черненко выходил из кабинета жалкий: лицо красное, руки дрожат.
Попытки загладить свою вину всё чаще принимали комичную форму, превратившись в откровенное подобострастие и угодливость.
Его знаменитая фраза-рефрен: «всё хорошо, всё хорошо», которой Черненко неизменно отвечал на все обращенные к нему вопросы, ставила в неловкое положение собеседников, свидетельствовала, что он не совсем здоров и занят собственными мыслями и проблемами.
Из-за этой фразы, ставшей притчей во языцех среди окружавших его партноменклатурщиков, он постоянно попадал впросак.
Желающих обменяться с ним мнениями о текущих политических событиях становилось всё меньше.
А личная охрана членов Политбюро от души хохотала, пародируя его на все лады в кремлевских закоулках.
Завидев вошедшего генсека, Константин Устинович с усилием поднялся и заплетающейся походкой, но с распростертыми руками двинулся навстречу.
Брежнев к объятиям расположен не был. Черненко это понял и руки опустил.
– С благополучным возвращением, Леонид Ильич! Как съездили?
– Пронесло… К чертовой матери!
– Ну вот, всё хорошо, всё хорошо…
Брежнев вскипел, выругался и громко крикнул:
– Что ж тут хорошего?! Меня пронесло, а ему «всё хорошо, всё хорошо!»
Крик Хозяина вырвал Черненко из наркотического забытья, он вдруг преодолел барьер, отделявший его от реальности:
– Что-то случилось, Леонид Ильич?
Брежнев в ответ только хлопнул дверью и опрометью бросился к шкафу, к вожделенной «Беловежской», так как вновь почувствовал позывы опорожниться.
Визит подходил к концу, и Никсон пригласил Брежнева погостить денька два-три у него на ранчо в Сан-Клементе – местечко неподалеку от Лос-Анджелеса, на берегу Тихого океана.
23 июня генсек и президент самолетом отправились из Вашингтона в Калифорнию, а оттуда на военном вертолете добрались до пункта назначения. Вскоре в одной из комнат состоялась их очередная беседа, затянувшаяся за полночь.
Личная охрана Брежнева во главе с генералом Рябенко, воспользовавшись моментом, осмотрела помещения дачи и подворье.
Ничего особенного. Одноэтажный домишко со скромным убранством комнат, которые язык не поворачивался назвать апартаментами.
Удивление вызвали… унитазы, установленные на брежневской половине дачи. До этого ничего подобного нашим парням видеть не приходилось: шоколадного цвета раковины с романтичным названием «Поцелуй негра» были поделены на два отсека: один – для приема мочи, второй – кала.
Изюминка была в том, что экскременты не смывались водой, поскольку к ранчо не был подведен канализационный коллектор, а всасывались сжатым воздухом в специальные приемники, откуда уже в