тьмы. Тьма стекала с ее губ. Ее рот еще был полон ею. Она видела перед собой женщину. Возможно, она стояла перед зеркалом или, скорее, она лежала на нем, перед ним, перед множеством растекавшихся вокруг зеркал, разрезающих ее бликами в жидкой тьме. Ее тело было раздутым. Она посмотрела на голову. По ее лицу бегали карлики, врезаясь в него своими зубами, вытягивая из него и вставляя назад выцветшие, маленькие голубовато-прозрачные, глазные яблоки. Карлики врезались в бледные, неестественные, посыпанные чем-то покровы кожи, зарывались в них, прокладывали в них свой путь, и исчезали. Карлики порой залезали в отверстия, оставленные от вынутых глаз и оставались там, но они никогда не оставляли глаза висеть, они всегда помещали глаза на место перед тем, как исчезнуть. Порой тела карликов раздувались под кожей женщины так, что она покрывалась гигантскими опухолями. Она попробовала притронуться к своему лицу и тут же услышала скрипучий, словно механический, голос: "Что ты собираешься делать? Не смей! Лучше займись делом". Она повторила свою попытку. Теперь она попыталась коснуться завитых небольшими кудрями и уложенных в квадратную невысокую прическу желтых сверху и черных снизу волос: "Я кому говорю? Не смей меня трогать". Она была возмущена или испугана – она не могла понять. Более всего она чувствовала отвращение, потому что она не хотела находиться в этом теле. Она не хотела находиться в этом отвратительном теле. Она боялась карликов, свободно ползавших по ней, разных размеров, больших и маленьких. Она попыталась их стряхнуть. Она кричала: "Я не хочу быть в этом теле! Это тело не мое! Это тело не мое! Оно уродливое, оно лопается!". Она поняла, что не слышит своего голоса, который кричит. Ее несколько механический голос сказал: "Покажи, что ты сделала. Хорошо. Хорошо. Наверно, ты себя плохо чувствуешь? Сходи умойся". Она посмотрела на свое тело. Карлики по-прежнему находились на нем. Они занимались своими делами. Она сказала: "Я к ним скоро привыкну. Я к ним скоро привыкну". Потом собственный голос ответил ей: "Хорошо. Сиди".
Тело. Опухшее, рвущееся. Вид его поверг ее в отчаяние. Механизм, испещренный признаками смерти, не подчинялся приказам, был неуправляем. Тело нелепо, стремительно извивалось на поверхности жидкой тьмы. Переворачиваясь, оно издавало звуки. Оно постоянно говорило. Оно вызывало бессильное негодование. Оно было склонно отдавать приказы и сокращаться. Тело было ей отвратительно. Оно должно было быть уничтожено. Оно должно было быть уничтожено ей, если бы оно не уничтожало ее. Оно уничтожало ее сознание, восприятие, своими хаотическими сокращениями и не менее хаотичными движениями. Она хотела покинуть пределы тьмы. Она не хотела двигаться. Она не хотела слышать скрипучие, приглушенные крики или чувствовать, как раздуваются в теле и на нем постоянно двигавшиеся карлики. Тело не подчинялось приказам. Тело не подчинялось приказам и, возможно, работало бы лучше, если бы у него не хватало некоторых членов. У этого тела явно был избыток плоти. Избыток зараженной плоти. Пространство нахождения обладало качеством