моё окончательное решение. А сейчас я не одинока, я люблю… О чем нам с Карлом говорить? – не понимала Яна.
– Всегда, Яна, найдется, о чем поговорить, – вздохнула Клавдия Ильинична. – Штольберг открывает огромный русско-чешский культурный центр. Фестивали, концерты, гастроли театров. Что в этом плохого? Он вложил в этот проект несколько миллионов долларов. Проект финансируется еще правительствами двух стран, тут ты точно ни при чем, – Клавдия Ильинична улыбнулась. – В центре города построено здание, рядом разбит парк, всё согласовано. Он хочет, чтобы ты своей красотой украсила этот праздник двух культур. Это дословное утверждение, Яна. Слияние двух культур. А для нашего театра есть тоже очень выгодное предложение. Мы можем пользоваться этой площадкой в своих целях. Наверное, ты знаешь, что дела нашего театра в последнее время идут не очень… Еле сводим концы с концами, зарплаты мизерные. А тут такая возможность заработать денег, посмотреть мир. Что тебе стоит постоять минут двадцать рядом с Карлом? Для такого дела, а? Это же аристократ! Голубая кровь!
– Карл терпеть не мог, когда говорили о голубой крови, – улыбнулась Яна. – Считал это банальностью.
– Значит, он еще и скромный! Это ему в плюс! Я бы с таким мужчиной, ох, и замутила! – закатила глаза Клавдия Ильинична. – Нет, ну, конечно, сначала мне бы скинуть несколько годков, вернее, несколько десятилетий. Да я бы еще отбила его у тебя, клянусь! – подмигнула Яне крёстная.
– Я была бы только рада. Но всё-таки, если серьезно. Видеть Карла Штольберга я не хочу.
– Пойми, я уговариваю тебя не только потому, что мне одной это надо. В этом проекте заинтересованы много очень достойных людей, а ты отказываешь мне в такой мелочи, – горячилась Клавдия Ильинична.
– Прекрасно, если вам это интересно… – согласилась с ней Яна.
– Вот, вот! – перебила ее Коровкина. – И не только мне, но и нашему театру, в котором, между прочим, играет твоя мать. Это же театр, где ты выросла, где за кулисами прослушала тысячу представлений, где ты сама ребёнком выходила на сцену. Помнишь, ты любила в моей гримёрке накладывать на свою мордашку грим? А смывать его не любила. А я покупала тебе в нашем буфете пончики под сахарной пудрой и лимонад «Буратино». – Клавдия Ильинична, вспоминая былое, сладостно вздохнула.
– Конечно, помню! Я даже запах кулис помню, – ответила Яна. – Вы со мной нянчились, и кормили, и воспитывали, я даже уроки делала, сидя на «хрустальном» гробу или на «волшебном» пеньке.
– Много воды утекло с тех пор. Наш театр страдает, из старых актеров единицы остались, молодежи мало. И тут такой шанс!
– Я рада за вас.
– Да хватит дурочкой прикидываться! Рада она за нас! – вдруг резко закипятилась Клавдия Ильинична. – Ты что, правда не понимаешь, что все эти блага выпадут нам, только если князь будет иметь дело с тобой? Это же его условие, это читалось в каждой его фразе! Ты и бумаги все будешь подписывать от нашего коллектива.
– Он так сказал? – подняла тонкие брови Яна.
– Нет, но это и так понятно. Яна, я жизнь прожила. Уж кое-что понимаю.