глазами и кротким нравом.
Самое интересное заключается в том, что я так и не удосужился в своё время выяснить у родителей – кем нам приходился этот странный милый старикашка. Ни имени, ничего… Помнится только, что меня, почему-то, всегда манило к нему словно магнитом: я искал любой предлог, чтобы только побыть рядом с ним, послушать его удивительно ладную таджикскую речь, его глубокие и мудрые высказывания. Это был коренной бухарец, прекрасно владеющий не только персидской поэзией, литературной речью, изысканными манерами, но и – что немаловажно – умением держаться просто и скромно, но с достоинством. Не дутое высокомерие, не пренебрежительность, не показная ложная скромность, а именно: скромно и одновременно с достоинством. То есть, как человек достаточно твердых убеждений и знающий себе цену.
Звал я его просто, Амак («дядя»).
Более всего, я ценил его высказывания – хлесткие, часто неприличные, короткие по форме, но ёмкие по содержанию, обобщающие конкретную ситуацию или явление в виде афоризма. Иногда, эти реплики были на грани богохульства и могли даже кое-кому показаться кощунственными. Чувствовалось, что за внешней грубостью скрывается глубокая народная мудрость, метко отражающая суть той или иной проблемы.
Известно, что в дореволюционной Бухаре не знали, что такое замОк, поскольку за воровство просто-напросто могли отсечь руку. Едва заслышав голос муэдзина, призывающего к молитве, купцы опускали на прилавок тонкие занавески, отделяя, таким образом, товар от покупателя, а вместо замка завязывали дверь на тонкий шнурок и … шли в мечеть. Словом, духовность было на первом месте.
С приходом советской власти, бояться бога стало считаться предрассудком, потому что коммунизм был уже не за горами. А потому, это незнакомое прежде явление (воровство), словно эпидемия стала распространяться по всему бухарскому региону. Вскоре, здоровенные амбарные замки будут «украшать» собою изящные ажурные двери тонкой и филигранной работы. Но ситуация от этого нисколько не улучшится.
Амак по этому вопросу выразится лаконично:
– Аз инқилоб пеш, мохо қулф-у-калита немедонистем-у, инсоф буд. Акнун, қулфҳои к#си амбем барин халқа халос намекунад. («До революции мы не имели представления о замках и ключах, однако присутствовало сознание. Теперь же, даже такие огромные замки, как п#зда моей тёти, не в состоянии будут спасти народ.»)
Ещё короче, отзывался он о бухарцах:
– Одами Бухоро – содда: соддая г#йдан савоб… («Бухарцы – простодушный и доверчивый народ: поиметь простофилю – богоугодное дело…")
Всякий раз, вспоминая его, я испытываю стыд за то, что не сумел выполнить одну его просьбу.
– Там, в Ленинграде, у вас есть фабрика «Красный треугольник», изготовляющая прекрасные галоши – обратился он как-то ко мне. – Будь любезен, разузнай. Ну, никак не удаётся мне их здесь найти… ходить уже не в чем…
Я пообещал, но так и не сходил на «Красный треугольник». Поленился…
Более