Марика, Миха сразу ему хитровато подмигнул:
– Ото, бачите, пан Марек, хулиганьё шо творить, шкодять icтoричну спадщину.
– Я маю до вас дiло, – дёрнул щекой Марик, догадавшись, что Миха намеренно включает украинскую речь, как некий секретный переговорный код. Марик быстрым шёпотом изложил свою просьбу.
– Та нема проблемы, – успокоил его Миха. – И тихим голосом добавил:
– Зайдите в мою конуру, я сейчас…
Марик заскочил в дворницкую, и Миха появился сразу за ним:
– Старых флуоресцентных ламп в складах напротив навалом. Я заскочу, возьму для вас у охранника. А стеклорез могу свой дать. Только не потеряйте.
– А у вас алмазный?
Миха развел ладони.
– Ви мене удивляете, – неожиданно сказал он с легким еврейским акцентом. – Я же на их вяло-легированную сталь не куплюсь. Конечно, алмаз, да ещё старой закалки.
Через пятнадцать минут Марик влетел в свою квартиру, прижимая к груди двумя руками флуоресцентную лампу, и громко предупредил бабушку, чтобы к лампе не подходили и не прикасались, иначе сорвётся школьный эксперимент.
Семья Лисов занимала две комнаты в коммуналке, которую они делили с бездетной семьей Голубцов. Комната побольше и посветлее досталась бабушке и Марику. Кровать Марика отделялась раздвижной ширмой.
Там же в комнате стоял гостевой стол в центре и маленький стол для учебных занятий. Когда Марик занимался, бабушка ходила на цыпочках. Ночью, однако, бабушкина деликатность подавлялась её же многострадальным храпом. Марик любил бабушку и не хотел её будить. Он долго ворочался и не мог заснуть. Одно время он пробовал свистеть, иногда свист помогал, но случалось, бабушка просыпалась, шамкала беззубым ртом, тяжело вздыхала и засыпала опять.
Однажды произошел казус. Марик так свистел, вообразив себя Тарзаном в джунглях, что разбудил бабушку, которая вдруг спросила испуганным голосом: "Что, опять молоко подгорело"? Её сон незаметно перешагнул в явь. Бабушка, кряхтя, поднялась с постели и на цыпочках, боясь разбудить внука, прищурившего один глаз, пошла на кухню проверить, не подгорело ли молоко. После этого случая Марик свистеть перестал, а просто затыкал уши ватой.
Мама с папой жили в другой комнате. Комнаты между собой сообщались, при этом у каждой был отдельный вход, что имело свои плюсы, но и минусы. Родители всегда были начеку, так как Марик мог заскочить в их комнату, не постучавшись. Понятие личной жизни у них могло возникнуть только глубоко за полночь, когда все крепко спали.
Поэтому оно возникало всё реже и реже.
В комнате родителей кроме спальной кровати находились платяной и книжный шкафы, журнальный столик и плюшевое кресло. В углу стоял телевизор. Книжный шкаф запирался, потому что там были книги, которые Марику не разрешалось читать. Но Марик знал, что папа прячет ключ на верхней крышке платяного шкафа и, когда ситуация позволяла, он доставал книгу, которая, по его мнению, могла содержать пикантные моменты, сдувал пыль с верхнего обреза и прятал у себя под подушкой.
На полках стояло много