то, что в качестве примеров школьников с легким недоразвитием интеллекта названы как раз наши ровесники (с точностью до года). Но мы – нечто противоположное объекту наблюдений того учителя. В отличие от автора статьи, пораженного серостью наших ровесников, мы выросли в рабочих окраинах города. Это наша среда. Правда, у нас дома среда была совсем другой – мы последние из советской интеллигенции:
В конце перестройки, когда мне было лет 12, приехав к родственникам в Квартала, я пролистал томик в черной мягкой обложке – «Сто лет одиночества» Габриеля Гарсиа Маркеса. Недавно с иронией заметили, что многие из советской интеллигенции «не прочитали» эту книгу. Так что роман колумбийского писателя – некий показатель интеллигентности: пусть не читали, но держали в руках его книгу…
В обычных школах, на улицах – обычный народ, дети и взрослые, при глубоком знакомстве с которыми, человек из территориальной интеллигентной среды (как автор той статьи о школьниках), испытывает шок. А мы интеллигенты из народа – точнее, жившие среди них рассеянно – дисперсно. С самых школьных лет мы выросли в противопоставлении тесного мирка своей семьи серости округе. Две девочки в серых беретах и я – бриллиантовые булавки в своем поколении, – так охарактеризовал себя Джон Леннон.
Однажды мама сказала, что гении рождаются в обществе с резко выраженным социальным расслоением. Вначале я просто удивился небесспорным словам, прочитанным ей в какой-то книге. А спустя время, продолжил интересную мысль: более способные люди вырастают там, где наблюдается какой-либо контраст. Например, в местности с перепадами рельефа (как в нашем городе, с его обрывами и сопками). Или при зримых социальных контрастах – даже не разных классов, а при сосуществовании интеллигенции и рабоче-мещанской среды.
И здесь пора сделать резкий поворот в ходе рассуждений в сторону наших дней. К сожалению, мещане пробились на должности, им не подобающие.
Бесполезно работать в газете. Иначе станешь серой личностью как все. Либо тебя выгонят, как выставили за двери редакций уже многих талантливых журналистов. И кто нас давит, заставляя маршировать по нелепым указаниям? – те, кто по развитию ниже тебя.
Итак, прохиндеев уже не изгнать. Неужели поздно?
Но рассказ у нас пока шел не об этом. А о девяносто втором годе. Именно тогда еще не было поздно… настоящие Люди стояли на пороге настоящей газеты. И мы еще вернемся к девяносто второму году!
А пока снова зададимся вопросом: Как переиграть судьбу? Прошло двадцать с лишним лет. Но те, кто был тогда молод или стоял на пороге юности, как я догадываюсь, молоды и привлекательны по сию пору.
Но я их помню лишь по девяносто второму году.
Две девочки в плащах и беретах! Может, я узнаю вас в толпе средь тысяч новых лиц, заполнивших город! Видимо, я разгадал вашу загадку. И я верю, вы живы. И вы – здесь.
5. Возвращение
Последние всполохи героизма, характерные для краткого этапа честной борьбы 1991–1993, безвозвратно затухли. Даже для того, чтобы разжечь