Значит, поглядим… – Слова машинально вспрыгнули ему на уста. Глаза его уперлись в спину удалявшемуся облаку. – Поглядим, что… – продолжил он, и голос его ощутимо дрогнул, все еще слегка окуренный парами виски с вечера накануне.
Мальчишка уже перемещался к соседней конторке и совал руку в корзину за бумагами для Апплтона.
– Вот ваше! – сказал Апплтону мальчишка.
– Покорнейше вас благодарю, – беззвучно произнес Трепсвернон, ни к кому в особенности не обращаясь.
– Покорнейше вас благодарю! – ответил лексикограф, принимая бумаги.
Уложенье было простым: каждый день Трепсвернон получал от публики различные слова и источники для их определений, сортировал их, оценивал и аннотировал. Когда он был готов составить для слова окончательное определение, записывал он его регламентированной ручкой «Суонзби» на зеленовато-голубой каталожной карточке, стопу которых держал перед собой. Карточки эти в конце каждого дня собирал Эдмунд и рассовывал по ячеям, окружавшим Письмоводительскую в алфавитном порядке. Тогда слова и становились готовы ко включенью в гранки «Словаря».
Взгляд Трепсвернона перехватил Апплтон.
– Вчера вечером домой добрался, Трепсвернон? Что-то ты с лица спал.
– Да. Да, а как же? – ответил тот. Как и ожидалось, Апплтон совершенно его проигнорировал.
– Должен сказать, первым делом с утра голова у меня была что твоя колокольня. Кто ж знал, что продажа ревеневого варенья обеспечит семейство Фрэшемов запасом таких прекрасных коньяков?
– А как же, – повторил Трепсвернон. И затем еще раз, хуже не будет: – Да?
– И все ж, – произнес Апплтон. Свой нож для бумаг он погрузил в конверты, разбросанные по конторке. – Приятно наконец-то повстречать счастливую парочку.
Трепсвернон моргнул. Всплыло воспоминанье о предыдущем вечере.
Тут встрял Билефелд:
– Фрэшем упоминал ее в своих письмах сюда, разве нет?
Голова Апплтона подалась к пустой конторке Фрэшема – единственной во всей Письмоводительской зале, очевидно свободной от бумаг и каталожных карточек. По краям же она была оперена прикнопленными фотоснимками и сувенирами, присланными из его путешествий.
– Нет, не упоминал, – произнес Трепсвернон. – Ни разу.
– И так приятственно к тому же, что Теренс вернулся в страну, где мы за ним может приглядывать, – сказал Апплтон.
– Кошмарнее некуда, – произнес Трепсвернон.
– Очень долго его не было, чересчур долго; а то из ума нейдут он и эта его безмолвная тень Глоссоп – трюхают Бог весть где и занимаются Бог весть чем.
– Баклажан, – вставил Трепсвернон.
Лицо Апплтона даже не дрогнуло.
– Но вчера было чересчур некогда, чтобы словцом с ним перекинуться, как положено; придется хватать его за рукав в следующий раз, как только соизволит сюда сунуться. Ты видел его с этой балалайкой? – ну и штукенция! Изумительный человек! Но… – Апплтон