что со мной происходит. А это просто заканчивалось наше с Лёнькой детство. Нищее, послевоенное и счастливое детство.
Лёнька уехал через три дня, и я ничего о нём не знал до конца лета. К Серафиме Ивановне подойти стеснялся. Я болтался как неприкаянный, собираясь то в матросы, то в водители, но на самом деле не хотел делать вообще ничего. А потом пришло письмо от Лёньки…
Москва Лёню оглушила сразу, как только он ступил на вокзальную площадь. Суетливые люди, похожие на отдыхающих, которых в Сочи он всегда с первого взгляда отличал от местных. Но если по Сочи отдыхающие ходили с блаженными улыбками вырвавшихся в рай счастливчиков, то здесь лица были разные и по большей части хмурые, напряжённые, озабоченные своими проблемами. Здесь никому ни до кого не было дела, причём это в равной степени относилось и к своим и к чужим. Такой неутешительный вывод он сделал уже в день приезда, очутившись в отцовском доме.
В детстве он много раз представлял себе, как папа забирает его в Москву, как он входит в комнату с высокими потолками и лепниной – почему-то в его воображении квартира отца очень напоминала квартиру Карлинских в Сочи, которая всегда казалась ему шикарной по сравнению с их с бабушкой скромным домиком с удобствами во дворе. Реальность же оказалась ещё роскошнее – целых три комнаты, не считая кухни: гостиная с огромным сервантом, заставленным посудой, спальня, в которую вела двустворчатая массивная дверь из тёмного дерева с блестящими ручками, и детская – собственная комната Лики, заваленная таким количеством игрушек, какого Лёня не видел даже в магазине детских товаров в Сочи. Причём десятилетнюю Лику, как потом выяснилось, они совершенно не интересовали, куда больше её занимал телевизор и походы с матерью в театры и на концерты.
Да, а как не упомянуть про ванную комнату, отдельную комнату, в которой можно было мыться в любое время дня и ночи. Открывай кран, и из него польётся горячая вода. И не нужно, затеяв купание, предварительно таскать дрова и растапливать печку, как они делали с бабушкой в Сочи.
Лёня ходил среди всего этого великолепия и не знал, куда себя деть.
– В спальню взрослых дети не заходят, – сообщил отец, пристраивая его чемодан между обеденным столом, занимавшем центр гостиной, и диваном.
Лёня кивнул, мысленно отмечая, что его причислили к категории детей, объединив с Ликой. Значит, и поселится он в детской. Интересно, куда тогда денутся игрушки? Если не выкинуть хотя бы половину, в комнату не влезет ещё одна кровать.
– Спать будешь в зале, на вот этом диване, – продолжил отец. – Но уговор: утром встал – сразу убираешь постель, чтобы в комнате был порядок. Вещи не разбрасываем: Ангелина очень любит порядок. А пианино мы поставим вот сюда.
Он задумчиво посмотрел на единственную свободную стену в гостиной.
– Да, картину можно перевесить, тумбочку подвинем, и оно встанет.
Пианино ехало грузовым поездом и должно было прибыть позже.
– Пианино? – встряла Лика, впервые за всё время отвлёкшись