его подбодрить.
– Не очень. Может быть, нужно сначала бросать предметы и указывать на них, чтобы он научился следовать за моим пальцем?
– Ни одно стоящее дело не получается сразу, Берк. У вас с этим животным все идет замечательно. У тебя талант. Но даже с талантом нужна практика.
– Как тебе с гитарой? – ловко поддел Берк.
Папа Чейз рассмеялся.
– Говорили, что у меня талант. Но спустя двадцать пять лет я играю лишь чуточку лучше, чем когда впервые взял в руки эту чертову бренчалку.
– Но ты никогда ею не занимаешься.
– Это неправда. Занимаюсь, когда вас с Грантом нет поблизости. Я ухожу в сарай, чтобы не резать слух бабушке.
– А почему ты никогда не играешь для нас, папа? И почему ты ни разу не взял нас на выступление вашей группы?
– В бар пускают только взрослых – тех, кому есть двадцать один год, сын.
Мы разом подняли глаза: по дороге катилась длинная колонна огромных сверкающих машин, двигавшихся вплотную друг к другу.
Я уже кое в чем разбирался. В автомобилях было больше сидячих мест для людей. В грузовиках сидячих мест было обычно меньше, зато в них помещалось много другого, например, растений, которые часто возил папа Чейз. В фургонах перевозили клетки и сильно пахло животными. Еще был тихоходный драндулет – шумный, дребезжащий, с одним сиденьем, торчащим высоко над колесами. Но сейчас эти штуковины на дороге были очень странные – огромные и почти бесшумные, следовавшие друг за другом единым, тесным строем.
Я залаял: пусть знают, что я за ними слежу – чем бы они там ни были – и что я собака.
– Правильно, Купер. – Папа Чейз нагнулся и потрепал меня по голове. – Это враги.
– Бабушка говорит, они – будущее, – возразил Берк.
– Ну-ну, – папа Чейз встал и хлопнул себя по штанам. – Надеюсь, не наше будущее. Беспилотные уборочные комбайны. Робофермеры. Раньше в такой денек на каждом спаржевом поле работало по двадцать-тридцать человек, а теперь нет ни души, только эти штуки. То же самое с картошкой и со всем прочим.
– Но у нас не так.
– Верно. У нас сейчас Грант собирает спаржу для фермерского рынка в субботу.
Берк погладил меня так, что я сразу понял: ему было грустно.
– Жаль, что я не могу помочь, папа.
– Когда-нибудь сможешь, Берк.
Машины курсировали мимо каждый день, когда мы с Берком отрабатывали во дворе «Возьми!». Я научился следовать за его указательным пальцем и выполнять «Возьми!» с перчаткой, мячиком и иногда, к своей радости, даже с палкой. Потом в ход пошли другие предметы – подушки, рубашка, упавшая вилка. «Возьми!» означало, что я должен был поднимать предметы и выполнять «Брось!» пока, наконец, не выбирал то, за что полагалась вкусняшка.
Эта игра мне не очень нравилась.
Насколько мне было известно, никто никогда не играл в «Возьми!» или во что-нибудь еще со старой козой Джуди. Ее все гладили, хотя она не была собакой и, наверное, даже не получала удовольствия от такого обращения, но только бабушка заходила в загон, сидела и говорила с Джуди. Джуди не махала хвостом и вообще, похоже, не реагировала, хотя к бабушке,