воспитанницы были чарующими, неотразимыми, пленительными. Вот только Лору она описала как «чу́дную», от волнения поставив ударение на второй слог. Верта мысленно усмехнулась: вряд ли Лоре это пришлось по душе.
Сердце бухало в груди, в висках стучало. Верта так нервничала, что едва соображала. Взгляд выхватывал то розовые стены, задрапированные тканью («Надо же, даже подобрали цвет под наш выпуск…»), то круглый стол в центре комнаты, сервированный на тринадцать человек. На серебряных блюдах лежали крошечные, с мизинец величиной, пирожные, в креманки было разложено варенье, горкой высились тонкие ломтики поджаренного хлеба, чашки исходили паром: чай уже разлили. У стены стояли прислужницы, тихие, точно тени.
Верта готова была смотреть куда угодно – на стены, на потолок, на вид за окном (правда, это было невозможно, окна оказались закрыты плотными шторами), на прислужниц, но только не на гостей, которые при виде воспитанниц поднялись со своих мест и слегка поклонились.
Лишь сев на предназначенное для нее место и развернув на коленях салфетку, Вертрана подняла взгляд.
Конечно, она видела многих мужчин. И прежде, когда была ребенком и жила свободной жизнью, и во время учебы в Институте, ведь учителями были мужчины, но никогда никто не смотрел на нее так…
Верте не с чем было сравнить. «Как кошка смотрит на птичку, которую хочет поймать!» – вдруг сообразила она, представив институтского полосатого кота Разбойника. Как он затаился, приготовившись к прыжку: глаза горят, хвост ходит ходуном. «Моя добыча!» – написано на усатой морде.
«Моя добыча!» – светилось в глазах незнакомых мужчин. Их взгляды скользили от одной девушки к другой, ненадолго задерживаясь. «Вот эта? Или та? Все так хороши, как выбрать?»
Сердце Вертраны будто сжали в кулак, сдавили так, что сделалось больно дышать. Она чувствовала себя абсолютно беспомощной. Вещью, которую выставили на торги…
8
За столом возникло неловкое молчание. Растерялась не только Вертрана: притихли все «розочки».
– Я представлю наших гостей, – сказала госпожа Гран. – Прошу любить и жаловать. Благородный лорд Героним из рода Гернаус.
Верта посмотрела из-под опущенных ресниц. Все мужчины старше тридцати казались ей стариками, а благородный лорд Героним точно был стариком из стариков, который почему-то решил притвориться юнцом. Затянул себя в модный жакет, волосы завил колечками. Похоже, когда-то он действительно был хорош собой, но эти времена давно прошли. Мутные глазки скользили по лицам и плечам выпускниц, а Верте чудилось, что он трогает ее липкими руками.
– Благородный лорд Лучиан из рода Адимус.
И этот нисколько не симпатичнее. Тоже старый, только, в отличие от лорда Геронима, еще и лысый. Плешь лорда блестела от пота, и тот суетливо вытирал голову мятым платком.
– Благородный лорд Конор из рода Ростран.
Лорд Конор был молод, но Верта едва взглянула, и по коже побежал озноб. Лорд поймал ее взгляд и усмехнулся, показав белые зубы. Не кот, нет… Скорее опасный и лютый