кто-то неведомый забросал плёсы лепестками осенних мальв и радуется вместе с ним этой забаве, и непременно еще сподобится на добрые превращения, чтобы гость заезжий, случайный рыбак, сполна ощутил и припомнил красоту казачьего раздолья.
«Степь-матушка! – жадно оглядывал он знакомые с детства места в мягком понизовом свете: разлет Бирючьего лога, полынные холмы, за ними – бархатисто-темные пашни, разделенные уже сквозящими лесополосами. – Сколько ты пережила! И греки, и половцы, и татарско-турецкие полчища проносились тут, властвовали веками. А сколько сражений приняли русские князья, отвоевывая каждую пядь! С Куликовской битвы владели тобой казаки, – до „окаянных дней“, до роковой гражданской. И в давнее лихолетье, и когда утюжили тебя танки Клейста, сколько полегло в сражениях станичников, красноармейцев. Дед мой погиб. Отец всю жизнь трудился в поле. Воистину вокруг – сокровенная земля! А я… оторвался. Живу за тридевять земель. А сердцем всё равно – тут. И нет края родней, дороже!»
И, точно бы увидев себя в этот миг со стороны, – высокого, поседевшего, но еще крепко стоящего на ногах, – бывший учитель не смог сдержать перехватившего горло спазма, сентиментальной слезы. Не дано человеку управлять временем, оно движется только в одну сторону. Сказочными горошинами укатываются годы вдаль, оставаясь в памяти то желанными событиями и радостью, то утратами, – пока и воспоминания не угаснут, как закатные лучи…
Пора было готовиться к ночевке. А он до самых потёмок любовался узором поздних цветов – бессмертников, цикория, ажурной вязью камышовых султанок. Таинство угасания дня вершилось поминутно. И когда он спустился к воде, чтобы вытащить на закосок свою резиновую лодчонку, пропахшую прикормкой и лещовой слизью, невзначай заметил, как отделилась от тростниковой кулиги в конце пруда пара тонко очерченных расстоянием лебедей, столь кипенно-белых, что отблескивали оперением. И вновь замер Андрей Петрович в радостном изумлении, наблюдая, как величаво выплывали они на светловодье и, взметнув крылья, всё быстрей перебирая лапами по глади, разогнались – и разом потянули ввысь, на смутно бронзовеющий запад. Лебедь и лебёдушка – две неразлучные души. И он в молодости любил, любил безоглядно…
Ушица удалась на славу: с наваром и дымком, сдобренная перцем и укропчиком! И пока чудо-блюдо настаивалось, Андрей Петрович поставил палатку и приладил к дверце «жигуленка» переноску, повернув ее колокольчик в сторону костра, как делал это Игорь. Никто не заменил покойного друга, жизнелюбивого полковника-ракетчика. Оттого и выезжал на рыбалку редко, утратив прежний азарт. И теперь, на берегу, вспомнилось о нем. Главное ведь в рыбалке вовсе не улов, а желанная уединенность с близкими по духу людьми, ощущение воли, непредсказуемость открытий. С годами ценится это всё больше – слитность с природой…
Лампочка переноски обозначила скатерку с хуторской снедью. И невзирая на запрет доктора, в рюкзаке нашарил Андрей Петрович фляжку. Сам Господь, наверно, подарил этот день, такой значительный и богатый новостями. Не напоследок