и на важном месте) счел необходимым сказать, да и про фонарик вовремя вспомнил. Припугнуть официальным княжеским расследованием, да посветить неожиданно в глаза фонариком (вспомнились фильмы с кровавой гебней, обязательно светившей ярким светом в лица пытаемых заключенных) – вот что он предложил. Монолог же свой князь составил сам, от начала и до конца, и, пожалуй, Седов не хотел бы уточнять насчет правдивости угрозы про двор и детей. Хотя то, что у князя мысли об известном будущем оказались где-то близко, тоже заставляло задуматься. «А как ты хотел, старче – хмыкнул он про себя – вот тебе 16 век, во всей красе. Погоди, еще и не то увидишь, из первых рядов. Еще и поучаствуешь!». Сегодня, однако, участвовать ни в чем не пришлось, разве что еще побыть слушателем да зрителем, когда сначала Ефим дописал лист, да зачитал его, после чего все, включая корабельщиков, поставили свои подписи (желто-коричневая бумага из 16 века, шариковая ручка, подпись князя Рязанского, малая печать, да крест в звезде, нарисованный той же ручкой – полный абстракционизм, кто понимает). После чего вторично зачитал его вернувшемуся с Федором хозяину (и взяли с него же подпись, конечно).
–О деньгах же так договоримся, полюбовно – сказал князь немного успокоившемуся было, но снова оробевшему после чтения листа, Евстрату – цену казначей мне назвал, действительно, немного. Так ты вычти из нее, что за нас за нынешний постой полагается, да прибавь виру за слабость твою, во вторую цену тех уворованных товаров, а дальше будут к тебе приходить люди от меня. Хорошие люди, наши, русские, да только могут они быть без денег. Так ты уж будь добр, обогрей их, накорми, коли так случится, помощь какую, может, окажи. А зачтешь себе из той же суммы, что у тебя остается. Чтоб не ошибиться тебе, скажут они, что по дороге князя Рязанского идут, или знак такой покажут, как на листе том – крест в звезде. Все ли ты понял? Все ли ты правильно понял? – нажал немного в конце князь голосом.
Евстрат, уже совершенно от души, рассыпался в заверениях о почтении, о благодарности по гроб жизни, да и вообще, но был остановлен даже не князем, а зашедшим в это время из коридора Гридей:
–И вот еще что. Ты, хозяин, людям своим накажи не болтать обо всем этом. Знали они про делишки твои, не могли не знать, ну, и пусть – так и о наших делах пусть знают, да помалкивают. Да пару из них, самых не болтливых, подбери – надо будет нам татя твоего перед рассветом на лодью снести. Нечего тут людей пугать по селу, слухи разные пойдут, тебе же хуже.
–Да скажи там своим, пусть взвару с печевом каким принесут – ворчливо добавил Федор – ночь-полночь, а мы возимся тут…
Евстрат выскочил за дверь, а Гридя на немой вопрос присутствующих негромко ответил:
–Заговорил. Проблевался сперва, правда, все же крепко ты его, старче… Все верно, сидели все лето в лесу три дурака, один этот, злобный, а двое вообще недотепы. Этот из-под Твери, другие – бог весть откуда. Однако ж сговорились, да и таскали потихоньку у купцов на лодке с реки товаришки, по ночам в основном, а тут, видишь, зима на носу, вот он и рискнул