про афганских женщин, она расскажет мне, что у ее мужа есть еще две жены, одна в Душанбе, а другая в афганском городе Фейзабаде, что он занимается торговлей с Таджикистаном, что раньше они жили в Кабуле, а из-за талибов вынуждены переезжать с места на место и теперь живут в этой дыре, без света и газа. В шесть часов вечера становится темно. Но у нас есть генератор, мы включаем его и подвешиваем две лампочки. В комнатах нет никакой мебели. Голые стены, на полу – тонкие коврики и матрасы вдоль стен вместо постелей. Не все окна застеклены, некоторые просто закрыты целлофаном. Кругом мухи.
За нами внимательно наблюдают: как мы разгружаем вещи, устанавливаем генератор, звоним по спутниковому телефону. Пока нас всех поместили в одной комнате, но завтра обещали освободить целый дом. Нам приносят еду – блюдо с рисом и куском баранины, а в отдельных плошках – картошка с мясным соусом. Нам хотят постелить клеенку в комнате прямо на полу. Журналисты, которых мы сменили, оставили нам стол и четыре стула, поэтому мы устраиваем ужин во дворе, за столом, со своими пластмассовыми приборами и тарелками. После ужина довольно рано ложимся спать, надо беречь генератор и бензин. Я пытаюсь почитать при свече, но от усталости и впечатлений глаза сами закрываются…
27 октября, суббота
Ночью мы просыпаемся от страшного ветра. Мы оставили окно открытым, а началась пыльная буря, поэтому когда в шесть утра звонит будильник, который я поставила рядом со своим спальным мешком, никаких цифр на его циферблате не видно, он засыпан пылью, также, как наш телефон, рюкзаки, одежда. Слава богу, что телекамера была в чехле, иначе командировка закончилась бы не начавшись. На полу тоже слой пыли, а белая майка, в которой я спала, стала коричневой. На улице становится все холодней и холодней, дует страшный ветер, небо заволокли тяжелые пыльные тучи. Трудно представить, что вчера еще была жара, светило солнце, а я сокрушалась, что взяла так мало летних вещей. Мы начинаем переносить вещи в другой дом. Он находится во втором дворе, там живут женщины. Я захожу к ним в комнату. Они не могут разговаривать с посторонними мужчинами, даже не имеют права показывать им свое лицо, а женщине могут. Они очень радушны, угощают чаем. После вчерашнего знакомства нам легче общаться, мне даже кажется, что я что-то понимаю по-таджикски. Хозяйка дома спрашивает меня, не доктор ли я. Она жестами дает понять, что у нее сильные боли в груди, по крайней мере, я так ее поняла. Она держит на руках свою маленькую семимесячную дочь с подведенными глазами и длинными ноготками, под которыми скопилась черная грязь. Рядом сидит сопливый двухлетний мальчик. Вдруг сестра губернатора Нафиса просит их всех сфотографировать. Я достаю фотоаппарат из рюкзака, который из черного превратился в серый от пыли, делаю фотографию, а потом прошу старшего мальчика снять нас всех вместе. Так в первый же день мы подружились.
Когда встали утром, не только наши вещи, но и мы сами были в пыли и песке. Кто же в пустыне спит с открытыми окнами! Лицо