умен, уверен в себе и всегда весел, когда вызывали его на веселость. Бывали и у него серьезные минуты, и он умел говорить со своей невестой о предметах серьезных. Он читал для нее и объяснял вещи, которые до этой поры были слишком трудны для ее молодого понимания. Его голос был тоже очень приятен, и Кросби умел им управлять, голос этот был патетичен там, где требовался пафос, а иногда звучал таким смехом, как смех самой Лили. Неужели же подобный человек не способен быть Аполлоном для такой девушки, которая призналась самой себе, что полюбила его всей душой?
Она призналась в этом не только себе, но и ему – как, возможно, заметит читатель – нисколько не медля. Со своей стороны мы заметим, что в деле этом не требовалось особенной медленности. Этим делом восхищался весь свет. Когда Кросби в качестве друга Бернарда явился в Оллингтон, то в первые же дни, как это всем казалось, обратил на Белл особенное внимание. Белл, в свою очередь, скромно приняла его восхищение, не сказав, однако ж, никому ни слова и думая сама об этом очень мало. Сердце Лили было свободно в то время. Первая тень крыльев любви еще не пронеслась над ее непорочным сердцем. Совсем не то было с Белл – совсем не то было, в строгом смысле этого выражения. История Белл тоже должна быть рассказана, но не на этой странице. Прежде чем Кросби сделался близким знакомым, Белл для себя решила, что любовь, которую она питала, надо победить, уничтожить. Мы можем сказать, что она была побеждена и уничтожена и что Белл нисколько бы не согрешила, выслушав признание и клятвы от этого нового Аполлона. Грустно подумать, что такой человек мог полюбить и ту и другую девушку, а между тем я должен признаться, это было действительно так. Аполлон, при полноте своего могущества, скоро изменил намерение, и прежде чем кончился его первый визит, перевел свою слабую преданность, в которой признавался, со старшей сестры на младшую. В качестве гостя сквайра он еще раз приехал в Оллингтон на более продолжительное время и к концу первого месяца своего пребывания был принят в Малом оллингтонском доме как будущий супруг Лили.
Надо было видеть и любоваться переменой обращения Белл к Кросби и к своей сестре, лишь только она заметила, как повернулось дело. И требовалось немного времени, чтобы заметить это, стоило только уловить первые проблески перемены в тот вечер, когда Лили и Белл обедали в Большом доме, оставив дома свою мать разбираться с горохом. В течение шести- или семинедельного отсутствия Кросби Белл откровеннее своей сестры говорила о нем. Она присутствовала при прощании с Кросби и слышала, с какой горячностью объявил он Лили, что снова возвратится в Оллингтон в скором времени. Лили выслушала слова мистера Кросби очень спокойно, как будто они ее вовсе не касались, но Белл видела в них правду и, веря в Кросби как в истинно благородного человека, всегда отзывалась о нем с особенным чувством, стараясь поддержать склонность к любви, которая могла родиться в сердце Лили.
– Но ведь ты знаешь, он такой Аполлон, – говорила Лили.
– Я