то и правда принадлежит ему.
Даниэль Лайон стискивает пальцы, наблюдая за мной через стол с настороженностью, которая могла бы сойти за беспокойство.
– Да, я в порядке.
Что есть силы стискиваю зубы, чтобы скрыть стазисную дрожь. На самом деле мне хочется поджечь его кресло. Утопить его, заморозить, задушить голыми руками, но каждая клеточка моего тела лишена силы, а магия иссякла. И он это знает. Даже не потрудился связать меня. Один Страж – какой-то придурок, которого я никогда раньше не видел, – переминается с ноги на ногу за дверью.
Меня охватывает стазисный озноб, и я прижимаюсь спиной к кожаному креслу, в котором сижу, чувствуя, что выданный Обсерваторией комбинезон уже насквозь мокрый от холодного пота. Долгие месяцы, проведенные в камере, обострили мои чувства настолько, что настольная лампа кажется слишком яркой, а голубые глаза старика слишком проницательными. Я едва не задыхаюсь от царящего в комнате затхлого запаха старинных холстов и заплесневелых книг. Более того, готов поклясться, что ощущаю вкус гнили в катакомбах под нами. И еще что-то – едва различимое зловоние от одного из стоящих на полке у дальней стены террариумов Геи. Свернувшаяся внутри странная изумрудная змея не похожа на ее обычных домашних питомцев. Она отличается от всех когда-либо виденных мной в Обсерватории существ, и я впиваюсь ногтями в подлокотники кресла, гадая, чья в ней заключена магия. Всей душой надеюсь, что не Джека.
Раздвоенный змеиный язык скользит по стеклу, а сверкающие точно алмазы грани глаз мерцают, наблюдая за нами. Неимоверным усилием воли заставляю себя отвести взгляд от террариума.
– Почему меня так долго держали в стазисе? – Трех месяцев было бы достаточно, чтобы оправиться даже от самой жестокой смерти.
– Какое событие запомнилось вам последним? – интересуется Лайон мягким, вкрадчивым голосом, как будто я хрупкое создание, требующее крайне деликатного обращения. За это я ненавижу его еще больше.
Я массирую себе ладонь, смаргивая наплыв жарких эмоций. Помню, как тело Денвера рассыпалось в прах в моих руках. Помню, как стиснул покрытые его пеплом пальцы на шее Флёр Аттвел. Еще я припоминаю ярость… ослепляющую ярость, которую чувствовал в тот момент. Горло мучительно сжимается, выталкивая слова:
– Я вылез из озера как раз вовремя, чтобы увидеть, как на моих глазах убивают моего лучшего друга.
– Флёр просто защищала себя и тех, кого любила.
– А как же те, кого любил я! – Слово «любил» слетает с моих губ прежде, чем я успеваю сдержаться. Комната расплывается, превращаясь в горячее яркое маслянистое пятно эмоций. Их больше нет. Майкла, Денвера, моей команды…
– Ноэль Истман, – мягко говорит Лайон. Произнесенное вслух, ее имя будто похищает весь имеющийся в комнате кислород. – Я надеялся стать тем, кто сообщит вам о ней.
Я отмахиваюсь от его сочувствия, безразлично пожимая плечами.
– Сообщит что? Что даже собственная девушка отвернулась от меня, предпочтя принять твою треклятую сторону? Что она предала меня, чтобы защитить Джека Соммерса? – Я выплевываю это имя, радуясь тому, что его обладатель мертв. Испытывая благодарность хотя бы за эту маленькую победу.
– Ноэль сделала то, что считала правильным, решила уберечь вас единственным известным ей способом…
– Она отправила меня домой! – Я ударяю кулаком по столу, заставляя змею отпрянуть от стекла. – Я знаю, что это Ноэль убила меня и вернула обратно через лей-линии! Я почувствовал ее приближение. – Я в самом деле ощутил знакомый слабый аромат ванили, исходящий от ее кожи, и теплую струю воздуха, когда она прошептала мне на ухо извинение, а мгновение спустя перерезала горло.
Я до сих пор чувствую призрачную тягу тащивших меня домой лей-линий, отдающуюся тупой болью в груди, и отодвигаюсь от стола, испытывая необъяснимое томление по Ноэль.
– Где она вообще? – рычу я. – Если она бодрствует, я бы хотел сказать ей пару ласковых! – В устремленных на меня глазах Лайона светится жалость. – Да где же она?
– Развеялась по ветру, – говорит он так тихо, что я едва разбираю слова.
Я откидываюсь на спинку кресла.
Развеялась по ветру. Умерла. Ее душа прекратила свое существование.
– Кто это сделал? – сдавленным голосом спрашиваю я. – Это была Флёр? Клянусь гребаным посохом, я…
– Кронос нанес смертельный удар, – сверкнув белоснежными зубами, сообщает Лайон, перебивая меня. Его взгляд становится жестким, и я вижу в глубине его глаз проблеск Зимы – прославленного свирепого Времени года, каким он был раньше, а не пожилого профессора, в которого впоследствии превратился.
Конечно, он будет ее защищать. Выгораживать. Лгать ради нее. Ведь Флёр – одна из предателей, которые возвысили его до нынешнего положения.
– Нет! – Я вскакиваю с кресла, едва его не опрокинув. – Ноэль была в моей команде. Предательница или нет, она должна отвечать передо мной!
– А если бы она так и поступила? Если бы объяснила, почему встала на сторону Джека, вы бы послушали?
Я