Ага, себя видишь? Эти придурки тебя из машины вытаскивают! Борьки, правда, не видать, но этот обалдуй Кожевников, Борькин кореш… ага, попались, щенки, – оглядела стол и вздохнула. – Эх, сейчас бы добавить моей смородиновой! И огурцов у меня дома туча, а сходить не могу! Мать из дома не выпустит. До чего же въедливая! В том месяце мы Варькину днюху отмечали. Решили без мужиков. На мысу за богадельней гуляли. Ели, пили, в озере плескались. Вечером мужние жёны уже перед вторыми своими половинами оправдались, а я от бабки никак не отобьюсь! Дважды вдова на восьмом десятке, а до сих пор перед матерью отчитываюсь!
– Так это же прекрасно, Таисия Андреевна, – вздохнула Наталья Алексеевна. – Сейчас бы мама моя меня бы отругала, а потом по головке погладила! Я с тринадцати лет сирота.
– Да, Наташ, горька доля сиротская, – подпершись рукой, сказала Анна Ивановна. – Я после школы в больницу санитаркой, потому что мама болела. А хотела на медсестру выучиться. Замуж уже сиротой выходила. Так ещё свекровка-змеиная головка меня этим упрекнула. Безродная, мол. Потом дочь родилась, потом муж запил, потом свекровь слегла. Так всю жизнь с тряпкой да в дерьме.
Вечером зашёл Огородников. Наталья Алексеевна думала, что из-за записей, но нет, он и не знал. Как же так, Витя же на электронную почту сбросил! Оказалось, это у следователя, а он в другом учреждении. Ну, показали и ему. Полицейский обрадовался искренне: наконец-то попались эти мажоры безмозглые, насколько спокойнее в городе станет, если их закроют! А пришёл он сказать, что на Галин телефон позвонил её дядя. Узнав о смерти племянницы, спросил, когда тело доставят в Архангельск. Огородников сообщил ему телефоны внука и бабушки, сам пытался им позвонить, но оба оказались недоступны. Тут Наталья Алексеевна спохватилась, что как в Доме печати отключила телефон, так больше и не вспомнила о нём. А Лёня с утра в наушниках за компьютером сидел, телефон и не трогал, он у него на журнальном столике у дивана с вечера, а дома душно…
О дяде Лёня знал мало. Вроде бы, двоюродный. Родня не близкая, поэтому в глаза его не видел и ничего о нём не знал. На свадьбе? Так не было свадьбы, расписались и посидели вчетвером в ресторане со свидетелями. Потом через пару дней на работе поляну накрыли в обеденный перерыв – и всё. У Лёни это второй брак, а Галя почему-то торжества не захотела, ну, он и не настаивал. Ещё удивительно, что она в день свадьбы кремовое платье надела, а то у неё просто патологическая страсть к чёрной одежде была. Звонить ему? Зачем? При чём тут Архангельск? Галя родом откуда-то с Урала, какой-то маленький городишко, он не помнит, надо в паспорте посмотреть. Если родители изъявят желание, то Лёня поспособствует отправке тела на родину. А в Архангельск – зачем? О родителях Галя не говорила. Она, как и Лёня, в интернате выросла.
Когда полицейский ушёл, Наталья Алексеевна долго собиралась с духом, прежде чем спросить:
– Ты вырос в интернате?
– Бабушка, ты что, не знала?
– Лёня, я о твоём существовании узнала пять лет назад!
– А откуда узнала?
– От