и партию в шахматы не доигрываем. А ваш Ленин был человеком совершенно другого склада. Трус перед тем, кто сильнее него, над тем, кто не в состоянии ответить на его агрессию, он чувствовал свою полную власть и всегда доводил дело до полного морального уничтожения. Припомните случаи в партийной жизни, когда любой из ваших товарищей, хоть в чем-то не сошедшийся в мнениях с главным вождем, сразу становился объектом самой беспощадной травли. Малейшее сопротивление, которое воспринимается как покушение на ментальную кормовую базу – и человек становится ему смертельным врагом. Когда мы примчались на помощь Птице, то картина была вполне однозначна. Успей Батя раньше – и все могло бы пойти по-другому, но первой оказалась все-таки я. Я не стала уничтожать насланные сущности – это так же бесполезно, как и топтать ногами разбегающихся по полу тараканов. Не прикасалась я к вашему Ильичу и на физическом плане. У меня и мысли не было о том, чтобы открывать портал в маленькую квартиру на женевской улице Каруж и вершить там свое огненное правосудие. Клянусь вам в этом тем Огнем, который горит внутри меня. Я просто нащупала сознание того, кто атаковал нашу Птицу, и нанесла по нему ответный ментальный удар, выразившийся в виртуальной декапутации глумливого засранца. Мы, маги Огня, решительны и скоры на расправу. А потом я бросила образ головы вашего Ленина перед беснующейся революционной толпой – и та тут же истаяла в беспощадном свете наступившей новой реальности. Кровавой революции, затмившей французские художества стодвадцатилетней давности (для 1904 года), задуманной вашим вождем, уже не будет, не будет двадцати миллионов погибших, разоренной и вытоптанной страны, где брат пошел на брата, а сын на отца. А вот что будет, решать уже вам с императором Михаилом, или же только Михаилу, если вы откажетесь от сотрудничества и уйдете в глухую оппозицию.
Я думал, что после это исповеди Кобры Сосо вскочит и заявит, что он больше никогда не будет иметь с нами дела, но, видимо, великий прагматик уже начал побеждать в нем горячего кавказского парня. Минут пять он сидел в полной тишине, а потом глухим голосом сказал:
– Я признаю ваше право защитить своего товарища от кого бы то ни было, будь это хоть сам товарищ Ленин. Возможно, на вашем месте я поступил бы по-другому, но я – это я, а вы – это вы. Но меня сейчас интересует другое. Вот вы, товарищ Кобра, обвинили товарища Ленина в том, что после революции он развязал жестокую гражданскую войну. Но разве могло быть как-то иначе в условиях, когда свергнутые угнетатели будут всеми силами пытаться вернуть себе привилегированное положение и снова господствовать над народом?
– На самом деле все могло быть совершенно иначе, – жестко сказал я. – Об этом нам говорить опыт еще одного мира, из которого к нам упал офицерский костяк кавалерийского корпуса. Там те же, или почти те же Старшие Братья в самый канун социалистической революции провели рокировку в партии большевиков. Вас, Сосо, выдвинули в председатели Совнаркома,