всем старании не может любить собственного ребенка, наверняка услышит упреки в безнравственности. Но я считаю, что именно признание истинных чувств, независимо от требований морали, позволило бы ей помочь себе и своему ребенку. Это разорвало бы цепь самообмана.
Когда ребенок появляется на свет, он нуждается в любви родителей, во внимании, уважении, защите, доброжелательности, заботе и готовности идти на контакт. Одаренный любовью, организм на всю жизнь сохранит хорошие воспоминания, и взрослый сможет впоследствии передать такую же любовь своим детям. Но если всего этого не было, то в повзрослевшем ребенке остается пожизненная тоска по удовлетворению своих первых, самых важных потребностей. Эту тоску он будет в дальнейшем переносить на других людей. С другой стороны, чем меньше любви получил ребенок, чем больше его отвергали и чем хуже с ним обращались в воспитательных целях, тем больше он, став взрослым, будет зависеть от своих родителей или людей, заменяющих их. От них он будет ждать то, что родители недодали ему в самый важный момент. Это нормальная реакция организма, который знает, чего ему недостает, который не может забыть лишений. Оставшаяся пустота должна быть заполнена.
Но чем старше становишься, тем труднее получить от окружающих неполученную когда-то родительскую любовь. Надежды с возрастом не проходят, совсем наоборот. Они лишь переносятся на других, в основном на собственных детей и внуков. Если, конечно, мы не осознáем эти механизмы и не попытаемся, отказавшись от вытеснения и отрицания, как можно лучше понять реальность нашего детства. Тогда мы создадим в своем «Я» человека, который сможет удовлетворить наши потребности. Тогда мы сами сможем дать себе внимание, уважение, понимание собственных эмоций, необходимую защиту, безусловную любовь, в которой нам отказали родители. Для этого нам нужно знать, что представляет собой любовь к ребенку. Иначе – нам нужен опыт любви к ребенку, которым мы были.
Если мы хотим научиться этому на сеансах терапии, тогда нам нужны люди, которые смогут принять нас такими, какие мы есть, дать нам защиту, уважение, симпатию и которые смогут быть рядом с нами, помогут понять, как мы стали такими, какие есть сейчас. Только так мы сможем взять на себя роль родителя для некогда заброшенного ребенка, живущего в нас.
Этот опыт нам не сможет передать воспитатель, который вознамерился с нами что-то сделать, не даст его и психоаналитик, который научился без какого-либо участия выслушивать детские мечты и интерпретировать рассказы пациентов как фантазии. Нет, нам нужно как раз противоположное, а именно участливый проводник, который сможет разделить с нами ужас и возмущение, когда наши эмоции шаг за шагом будут раскрывать страдания маленького ребенка и то, через что ему пришлось пройти в полном одиночестве, когда его душа и тело боролись за жизнь – жизнь, постоянно подверженную опасности.
Такой проводник (я называю его знающим свидетелем) нужен нам, чтобы отныне мы сами помогали ребенку: