практически невыносимо.
Вот цитата из моей статьи про «Садко», которой открывается сборник «Новая русская музыкальная критика»: «В трактовке Гергиева зримой становится параллель между операми Римского-Корсакова и Рихарда Вагнера. Майстерзингер Садко, преодолев все соблазны, возвращается к людям, чтобы стать певцом человечества, а сама опера становится апофеозом народного искусства. Все это можно услышать в опере только с закрытыми глазами. С открытыми – различишь только антагонизм тонкости музыкального прочтения и банального спектакля, наполненного лишь режиссерскими штампами Алексея Степанюка. Он поставил „Садко“ в лучших традициях Большого театра: когда банальность мизансцен слишком очевидна, а режиссерские находки выглядят слишком минимальными».
А вот статья о «Кащее Бессмертном»: «Но другое удивляет в спектакле Мариинского не меньше. Это полная неспособность отечественных режиссеров ставить оперные спектакли хотя бы добротно. Все, за что ненавидят люди оперу, собрано режиссером Иркином Габитовым в спектакле Мариинского. Ни одной приличной мизансцены, не говоря уже о мало-мальской концепции. Невообразимая мешанина всех стилей, времен и народов. Ему вторит и художник Вячеслав Окунев, видимо, задавшийся целью заполонить все музыкальные театры Петербурга своими работами». Что сказать? «Садко» до сих пор в репертуаре театра в таком же ужасном виде, изображая декорации «под Коровина».
В этот момент уже стал формироваться и культ личности Гергиева. В мае 1993 года я поехал в Пермь, где стараниями Валерия Абиссаловича был организован фестиваль. Он был организован фактически для его сестры, которая работала еще тогда в Пермском театре. Но назывался в честь ее мужа «Грайр Ханеданьян приглашает». Стареющий тенор-премьер нестройно пел каждый вечер в старых и ужасающих своей провинциальностью спектаклях в окружении командированных солистов Мариинского театра. А днем проходил международный конкурс вокалистов, в жюри которого заседали Ольга Бородина, Дмитрий Хворостовский и их агент Марк Хилдрю. Ну и сестра, конечно, как без сестры. Не стоит и говорить, что первую премию тоже получила солистка Мариинского театра Татьяна Кравцова. Когда я описал все эти прелести как есть, то тут же обнаружил: сотрудники Мариинки испугались и прокляли меня. Тогда я написал письмо Гергиеву и приложил все свои публикации о Мариинском театре. Не знаю уж, получил ли он то письмо, но сотрудники его, отвечающие за прессу, стали поднимать трубку, когда я звонил.
Конечно, по сравнению с тем, что происходило в Петербурге, Москва напоминала сплошное болото. Александр Титель дебютировал в «Стасике» в роли худрука ужасным спектаклем «Руслан и Людмила» Глинки. После того как этот театр покинул Евгений Колобов, там навсегда стало плохо. Но спектакль Тителя был до безобразия пустым и никчемным, его довольно быстро сняли. Во всяком случае, он шел не так долго,