в метро – он должен был передать мне какой-то рецепт. Рядом оказались женщины, говорившие на непонятном языке. Доктор прислушивался несколько секунд к их речи, потом сказал:
– Говорят по-сербски…
Дописав до этого места, подумала, что надо бы спросить моего доктора, хочет ли он вообще, чтобы я о нем писала. Он умер, а потому прямо задать этот вопрос, скажем, по телефону, уже невозможно. Но я в этой жизни столько раз общалась с людьми, которых уже нет, не считая существ, которые по этой земле никогда и не ступали… Так что я поставила фантом моего доктора перед собой, для надежности взяла в руки маятник и позвала А.А. Не сразу, секунд через тридцать маятник показал мне твердое ДА. Поздоровалась, сказала благословение его душе, спросила, могу ли написать о нем. Да, могу. И даже с восклицательным знаком, очень настойчиво. Поэтому продолжаю.
Мой доктор оказался человеком, во многих отношениях чудесным, но почему в ту первую встречу я услышала «загордившийся ангел»? Долго не могла найти ответа, пока однажды он сам ни ответил. Между прочим, он сказал:
– До всего в этой жизни я дошел сам.
И вот на этих словах во мне снова вспыхнуло то: «загордившийся ангел».
Что значит «сам»? Кто в этой жизни бывает сам? Неужели, при всей своей сверхчувствительности, он не ощущает связи с великим множеством людей, ныне живущих и бывших до нас, которые учили и учат нас всем, что сказали и сделали. А наши предки, которые продолжаются в нас, в каждой хромосоме нашего тела?! А связь с бесплотными мирами, которые интересуются нами и сотрудничают с нами? Что это так, я тогда уже не сомневалась. Подумала: какая страшная отделенность!
Не посмела сказать ему об этом. Кто я, чтобы учить его? И много раз потом жалела, что не посмела. Особенно корила себя после его смерти. Он потому и умер, что «сам». Хотел справиться со своей болезнью в одиночку, а когда все же обратился за помощью – было уже поздно.
Маятник
Во время одного из первых приемов доктор А.А. спросил, кто я по профессии, кто мой муж, чем занимается. Наблюдая за работой мужа и разговаривая с ним о картинах, я пыталась сформулировать для себя некоторое понимание живописи, и в ответ почему-то решила изложить эту концепцию доктору. Послушав несколько минут мои философские выкладки, он остановил меня странным резким восклицанием:
– Погодите, погодите… Вы кто?
Не думаю, что его заинтересовала теория живописи, скорее, он не ожидал от меня суждений такой степени абстрактности. С этого момента стал наблюдать за мной с некоторым интересом. Потом признался, что именно тогда увидел мои возможности, на которые прежде не обратил внимания.
Так вот, этот А. А. – экстрасенс-математик-доктор-гомеопат – вытащил меня почти из всех моих болячек и попутно объяснил мне, кое-что про мои способности. При этом мы с ним почти всегда находились в противофазе: он меня куда-то направлял, а я шла не туда. Но в результате всегда получалось интересно.
Однажды А.А. посоветовал мне с помощью маятника подбирать себе дозировку