по больницам, а спокойно расхаживает, где ей вздумается.
В одном нашем дворе таких фруктов штуки три.
Один каждое утро кормит кошек. Он ничего такого не говорит, просто носит им кашу, рыбку, еще что-то. Ему лет сорок пять. Не знаю, с чего я на него взъелся, но мне бы не хотелось оказаться с ним в едином замкнутом пространстве. Белесый, серьезный, в толстых очках и плаще на рыбьем меху, он сущее чикатило. Всякий раз, когда я веду утром свое сокровище в школу, я ускоряю шаг, потому что боюсь скоротечного потрошения на корм для братьев меньших.
Второй притормозил меня однажды, когда я куда-то шел. Я был с тяжелого похмелья, меня мог напугать даже воробей. Я шарахнулся от него, но он заступил мне дорогу. Показывая на каменные колонны ближайшего дома, он обратился ко мне со словами: «Нет, постойте! Ведь правда же, это вкусно?»
А третий был, насколько я понимаю, вовсе не человек.
Он, лысый черепом, выносил помойное ведро, хотя с тем же успехом мог из него питаться. Он просто улыбнулся мне, и это не было улыбкой человека, думайте что хотите. Я читал, что среди нас бродят существа, которые только с виду являются людьми, тогда как на деле они неизвестно что. «Который час?» – спросил он громко, и голос был совершенно мертвый, машинный.
Наверное, меня можно назвать четвертым окрестным психом, потому что я бросился наутек.
Но эти себя обнаруживают – словом, улыбкой, жестом. А сколько молчит?
И только случайное, вынужденное открывание рта позволяет установить истину.
Как в том троллейбусе, где меня спросили:
– Вы выходите, девушка?
Почти Голубой Мемуар
Живописуя (-пиша? -пися?) свою нехитрую жизнь, я мало рассказываю о высоких чувствах.
Которые суть визитная карточка низких.
Высокое чувство случилось со мной сразу после девятого класса, и я впервые в жизни отправился на свидание.
Наверное, поздновато.
Ну, как собрался. Лучше поздно, чем никогда.
Я, конечно, сильно волновался. Купил букет цветов, по-моему. И, не стерпев, пошел из дому за два часа до встречи.
Пошел пешком, от Смольного до Петроградской.
И ничего не замечал по пути. Стояло бабье лето, так что дельце складывалось удачно. Не помню, какие мысли крутились в моей башке; дорога мне совершенно не запомнилась. За час я добрался до места, и следующий час показался мне очень длинным.
Его мне скрасил один мужичок.
Низенький, в шапке не по сезону, в поганом пальто подошел он ко мне и хрипло предложил сексуальную услугу.
Впоследствии мне такие нет-нет, да и попадались.
Однажды мне даже худо сделалось. Раз уж зашел такой разговор, скажу: это было в сортире, что за Казанским собором. Тамошний голубой, теряя в темноте 99 процентов окраски, стоял прямо за дверью, навытяжку, ничего не говоря и глядя прямо перед собой, как марид какой-нибудь или ифрит, который караулит сокровища