контролируемых областей вместо их относительно равноправного включения, предопределила его крушение в схватке с Римом, который так или иначе включал своих союзников в совместное управление.
Как правило, управление расширявшихся империй находилось в руках военных из числа аристократов, следивших за политическими контактами и уплатой дани покоренными сообществами. Эта институциональная структура была наиболее дешевой и подходила для замкнутых, слабо контактирующих сообществ. Дальнейшее развитие такой бюрократии предполагало разделение военных и гражданских функций и периодическую ротацию немногочисленных управляющих. Вследствие чрезмерных полномочий такой администрации локальный властный монополизм, совмещение личных и государственных интересов вкупе с концентрацией частных активов аристократии и капиталистов были главным ее бичом во все времена. Относительно низкий уровень урбанизации делал местную аристократию основным заинтересованным участником в деле взаимодействия с империей. Характерным для такого типа организации было Персидское царство VI—IV вв. до н. э. и империя Маурьев IV—II вв. до н. э., охватывавшие максимум цивилизованной территории. В подобных «рыхлых» государствах взаимная включенность сообществ была слабой. Элиты таких империй с легкостью демонстрировали стремление к завоеваниям, но с прекращением военной экспансии начинался сепаратизм. Как только перемещение и распределение активов среди верхушки заканчивалось, регионы переставали нуждаться в империи.
Преимущества разомкнутого типа организации перед традиционным были продемонстрированы урбанизированными сообществами приморской Греции, которые не только создали массовую культуру и массовую капиталистическую экономику того времени, но и совместили организационные возможности капитала с политической властью и военной мощью. Греческие полисы VI—IV вв. до н. э., а за ними эллинистические государства проводили целенаправленную политику расширения рынка, введение местного самоуправления и боролись с образованием чрезмерных скоплений активов в отдельно взятых руках. Все эти реформы были не случайны, им предшествовали века спонтанного расширения рынка и подчинения сообществ, проводившихся наиболее крупными и влиятельными государствами Евразии. Для территориальных государств, как и для торговых городов, такая политика была логичной, ибо она связывала территории, делала их зависимыми друг от друга и приносила доход. Аналогичные процессы шли в Индии и Китае, где социально-экономическая активность урбанизированных сообществ толкала элиты на создание все более обширных государств: дифференциация сообщества ломала традиционную замкнутость и статичность социальной структуры, как это происходило в империи Нандов V—IV вв. до н. э. и в период позднего Чжоу V—III вв. до н. э.
Трансформация социальных структур евразийских сообществ