Генри Миллер

Замри, как колибри (сборник)


Скачать книгу

другую – бушует восторженно неистовый зал.

      Огюст даже не вспомнил о нехитрых своих пожитках, брошенных в гостинице. Лежа у костра в волшебном круге кибиток, он вглядывался в пронзительный холод лунного неба. Решение пришло само. Он пойдет за труппой, куда бы она ни направлялась. За свое инкогнито он был спокоен – циркачи умеют хранить чужие тайны.

      Огюст помогал ставить шатры, растягивать канаты, раскатывать ковровые дорожки. Поил лошадей, ухаживал за животными, хватался за любую работу. У него не было ни одной свободной минуты, и он был счастлив. Жизнь обрела смысл. Он упивался неведомой прежде роскошью быть зрителем. Его восхищала бесшабашная удаль наездников. Он заново открывал для себя безмолвную речь пантомимы, задевавшую потаенные струны его души. Огюст шалел от своей неожиданной свободы – свободы от необходимости гримироваться, кривляться, раскланиваться. С наслаждением вдыхая запах опилок, он упивался незамысловатой обыденностью своей новой жизни. Он больше не выходил по вечерам на манеж, но, как и прежде, продолжал жить цирком. И что он так цеплялся за свой дар? Огюст больше не срывал аплодисментов, его никто не узнавал – зрительская память коротка, любовь недолговечна; но он получал нечто несравненно большее, более надежное, что ли… Улыбки. Так улыбаются случайным прохожим. Огюст радовался им, как радуется бездомный бродяга, подбрасывая на ладони насыпанную щедрым гулякой горсть медяков. Их звон подчас приятнее глухого шелеста хрустких купюр.

      Эти улыбки отогревали его сердце. В благодарность Огюст готов был трудиться день и ночь не покладая рук. От него этого никто не требовал, просто он теперь так чувствовал. «À votre service»[52], – тихонько повторял он про себя. «À votre service», – шептал он, заходя в зверинец. «À votre service», – приветствовал кобылу, заходя в стойло, чтобы почистить денник. «À votre service», – подмигивал тюленям, похлопывая мокрые черные блестящие спины. Выходя вечером из шатра на гудящих от усталости ногах, Огюст всматривался в темноту, будто пытаясь проникнуть сквозь невидимый занавес, милосердно избавивший его от искушения славой, и неслышно бормотал себе под нос: «À votre service, Grand Seigneur!»[53]

      Он никогда не испытывал такого покоя, никогда не жил в таком ладу с самим собой, не знал, что можно быть счастливым просто потому, что наступил новый день. Когда платили жалованье, Огюст брал все свои скудные сбережения и отправлялся в город. Бродил по маленьким магазинчикам, покупал подарки. Детям и животным. Себе – только табак.

      Однажды заболел клоун Антуан. Кто-то на бегу крикнул об этом Огюсту, когда тот ставил заплаты на свои видавшие виды брюки. Не поднимая головы, он пробормотал какие-то сочувственные слова. И тут его словно током ударило. Вот оно! Наверняка его попросят заменить Антуана. Огюста бросило в жар. Соберись, приказал он себе, чтобы не ударить лицом в грязь, когда придет время принять решение…

      Он весь измаялся, ожидая, что за ним придут, ведь, кроме него, заменить заболевшего артиста было некем. Но никто не появился. Что же они медлят? Бывший клоун отложил свое рукоделие и вышел из каморки в надежде попасться кому-нибудь на